От Льва Толстого до Светланы Давыдовой

Своим звонком в посольство Украины в апреле 2014 г. Светлана Давыдова вошла в историю. Поставят ли ей памятник и как вообще изменники превращаются в героев? Разнокалиберные скульптурные портреты Ленина продолжают украшать российские улицы и площади, а ведь Ленин - один из самых видных российских изменников. Его политическая деятельность имела целью сугубо насильственное свержение строя; как воинствующий атеист, он ликвидировал духовные скрепы и пустил в расход тех, кто эти скрепы сжимал; все время войны с Германией - грозных битв, героических усилий и патриотических порывов россиян - этот отщепенец твердил о необходимости «поражения своего правительства». Если свержение монархии на счет Ленина не может быть записано (в этот момент он был еще не у дел), то его изменническая деятельность на фоне войны очевидна.

А сколько было еще изменников! Одни звонили в советское посольство в Берлине, с тем чтобы предупредить о приближении 22 июня 1941 г., другие передавали советским агентам материалы по разработкам атомного оружия, третьи, наоборот, сообщали западным агентам о советских ракетах. Они не рассчитывали на материальное вознаграждение, а передаваемые сведения могли способствовать миру.

«Изменник» и «герой» - оценки, которые могут использоваться в сиюминутных целях политики, а могут иметь абсолютный характер. Первые выносятся от имени государства, которое стремится наказать и запугать одних и воодушевить других. Но вечных государств история не знает, и когда очередное (не по своей воле) сходит со сцены, то новое пересматривает оценки: из тюрем и ссылок выпускают революционеров и оппозиционеров, делают их президентами и парламентариями, павшим за дело революции ставят памятники на пьедесталах, освобожденных от старых вождей. В абсолютном же смысле героизм и предательство могут существовать лишь в связи с абсолютными ценностями: человек и человечество, добро и зло, справедливость, истина.

Интересы конкретных государств, как бы последние ни пытались придать им абсолютный характер с помощью понятия «патриотизм», после гибели этих государств теряют всякую значимость. Измена уходящему государству, выражающаяся в неоказании ему поддержки и совершаемая коллективно, после гибели этого государства воспринимается как морально оправданная реакция граждан на утрату им легитимности. В политической элите сейчас доминируют выходцы из советского КГБ, бывшие члены КПСС. Обе организации требовали от своих членов - советских патриотов - нерушимых клятв в верности советскому строю и его ценностям. Но с 1991 г. о них не вспоминают.

Когда частный человек пытается занять позицию, основанную на абсолютных ценностях, его столкновение с государством неизбежно и, в зависимости от степени напряжения, рождается судьба революционера, пророка, проповедника, эскаписта. Крупнейшим отечественным идеологом противостояния государству как таковому был Лев Толстой. Основываясь на своем понимании учения Христа, в статье «Патриотизм и правительство» (1900) он писал: «Патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее большую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, - а, напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами». Идею патриотизма он считал одним из инструментов оболванивания, с помощью которого правительства, преследуя корыстные интересы, удерживают народы в подчинении и сталкивают их друг с другом: «Опомнитесь и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не немцы, не чехи, не финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги - вы сами, поддерживающие своим патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства».

Толстой не щадил ничьих патриотических чувств. Вот как он комментирует гибель броненосца «Петропавловск» в 1905 г.: «Пришло известие о погибели 600 невинных жизней против Порт-Артура. Казалось бы, бесполезные страдания и смерть этих несчастных, обманутых, ни за что погибших ужасной смертью людей должны бы образумить тех, которые были причиной этой погибели. Я не говорю о Макарове и других офицерах - все эти люди знали, что и зачем они делают, и добровольно, из-за выгод, из-за честолюбия, прикрываясь очевидной, но не обличаемой только потому, что она всеобщая, ложью патриотизма, делали то, что делали; я говорю о тех несчастных, собранных со всей России людях, которых с помощью религиозного обмана и под страхом наказания оторвав от их честной, разумной, полезной трудовой, семейной жизни, загнали на другой конец света, послали на жестокую и нелепую машину убийства и, разорвав в клочки, потопили вместе с этой глупой машиной в далеком море, без всякой нужды и какой бы то ни было возможности пользы от всех тех лишений, усилий, страданий и смерти, которая их постигла» и далее: «Толкуют о потере храброго Макарова, который, как все согласны, мог очень искусно убивать людей, сожалеют о потонувшей хорошей машине убийства, стоившей столько-то миллионов рублей, рассуждают о том, какого найти другого, столь же искусного, как бедный, заблудший Макаров, убийцу, придумывают новые, еще более действительные орудия убийства, и все виновники этого страшного дела, от царя до последнего журналиста, все в один голос взывают к новым безумствам, жестокостям, к усилению зверства и человеконенавистничества».

Этими высказывания Толстого общественность была, конечно же, возмущена, на писателя вылили не один ушат грязи. Статью «Патриотизм и правительство» Толстой завершает знаменитым призывом: «Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой».

Для Толстого безусловно морально оправданным является отказ от поддержки «правительства», если оно ведет народ на войну. Таковы, насколько можно судить по скудным сведениям, были и мотивы Давыдовой: мотивы «изменницы», стремящейся предотвратить войну или смягчить ее последствия и исходящей не из интересов «правительства», не из миражей, дурманящих сограждан, но из ценностей абсолютного характера. Если Светлана Давыдова изменница, то и Лев Толстой - предатель национальных интересов и очевидный экстремист, агент влияния - догадываетесь чей?

Толстой был фигурой столь значительной, что на него не зазорно было нападать даже всей православной церковью. Трудно, однако, понять логику нынешних властей, избравших себе жертвой многодетную мать. Теперь каждый может примерить поступок Светланы Давыдовой на себя и спросить, придет ли время если не для памятника, то для широкого общественного признания моральной значимости и достоинства одного телефонного звонка.