Фильм «Золушка» задуман как хитрый микст известных сказок

Папа прелестной Эллы отправляется в дальние края, предварительно спросив, что привезти из командировки. Падчерицы-консюмеристки кричат о нарядах, родная дочь просит цветочек (возможно, аленький). Заглавие фильма меж тем «Золушка». С самого начала смешивая два метасюжета, в одном из которых под маской чудовища скрыт принц, в другом – под личиной дурнушки принцесса, авторы как бы намекают, что их кино не очередная интерпретация всем известной сказки, но некое важное обобщение о маскарадной природе любого романтического союза, изложенное в игровой форме, но универсальное, как «теория вечного мифа». Да, можно сказать, что в новой «Золушке» и впрямь между строк своеобразным 25-м кадром повествуется о природе межгендерной лжи и постепенного принятия друг друга в паре. Не зря, как отмечал критик Антон Долин, при первой же встрече каждый из влюбленных героев совершает нехарактерное для себя ритуальное маскировочное действие: принц представляется не высочеством, а реальным именем, Золушка же свое прозвище скрывает – оно-то как раз ненастоящее, навязанное. В общем, авторы фильма – неглупые люди, которые явно брались за наследие Шарля Перро не просто так. Теперь попытаемся понять, зачем они опровергают собственные передовые идеи заскорузлыми эстетическими решениями.

«Золушка» – праздник в игровой комнате областного гипермаркета, блестки, пластик и винил, ростовые куклы и усталые массовики-затейники. За юмор здесь отвечают фосфоресцирующие лакеи-ящерицы, хохочущие, как мешочки со смехом, и заслуженный конвейер по производству женских эксцентрических ролей Хелена Бонэм-Картер, чья тетка-фея – выходец из того же кукольного театра, что мисс Хэвишем из «Больших надежд», Королева червей из «Алисы» и проч. За ужас – Кейт Бланшетт, которая играет мачеху, жертву парижских мод, ленивым мизинцем нажимая на западающую клавишу с подстершейся надписью «роковая злодейка». В заглавную героиню актриса Лили Джеймс из сериала «Аббатство Даунтон» пытается вложить что-то вроде характера в развитии – но попытки здорово портят ядовитый блонд ее волос и виниловый отлив на бальном платье цвета голубого фломастера, делающие из нее при любых актерских усилиях нераспакованную Барби. Принц Ричард Мэдден из «Игры престолов» выражением лица в зависимости от ситуации напоминает то играющего в мячик, то занемогшего животом щенка. Налицо актерские и визуальные штампы киносказок, какими их делали и полвека назад. Можно, конечно, сослаться на то, что дети любят попроще и повеселее. Но, во-первых, оправдываться этим, по моему скромному мнению, – все равно что объяснять программную политику центральных каналов нехитрыми запросами аудитории. Во-вторых – зачем тогда было вкладывать в этот пакет с игрушками неглупые мысли, да еще маскируя их так, что не всякий заметит?

Британец Кеннет Брана специализируется на интеллигентной перелицовке популярной классики – он переснимал легендарного «Сыщика» с Майклом Кейном с тем же Кейном полвека спустя, переносил действие моцартовской «Волшебной флейты» на поля Первой мировой и, главное, снял несколько не самых дурных экранизаций Шекспира, в лучшей из которых, «Много шума из ничего», молодого экшн-героя Киану Ривза заставил играть злодея, а тогдашнего Бэтмена Майкла Кейна – тупого пристава. Брана явно не задумывал свою «Золушку» псевдореалистической версией сказки вроде давней «Истории вечной любви» с Дрю Бэрримор. Вряд ли планировал он и перебертонить короля гротеска Тима Бертона на его высокотемпературном поле. Возможно, что он планировал слишком много – и в результате получил шумное «ничего».