Дым с огнем, или Поражение конспирологии

В последнее время не выходит из ума Евстигнеев из фильма «Старый Новый год»: «Событиев у людей, событиев!» Информационное поле на глазах закипает. Количество резонансных фактов и вбросов зашкаливает. К зафиксированным катастрофам, волнениям, откровениям, стычкам, захватам и убийствам добавляются тревожные слухи о болезнях и отставках, признаниях и отказах, перестановках и реорганизациях. Как один оживляются инсайдеры, подлинные и мнимые. В сетях координируют аналитические усилия диагносты и прогнозисты, специалисты по инсульту и позвоночнику, дрожанию рук, вводу танков и балетному репертуару, провокациям и утечкам. Что бы ни было в реальности (да хоть и вовсе ничего), такое обострение ожиданий само по себе становится фактом и явлением, заслуживающим анализа.

Чтобы оценить ситуацию, достаточно отойти на дистанцию, захватить больший временной отрезок и сравнить плотность потока обсуждаемых событий, динамику их разрежения и сгущения. Картину можно визуализировать, занеся на «карту времени» точки инцидентов, вызывающих ажиотаж. Где-то окажется кучно, где-то почти пусто. Можно заниматься инфографикой – строить диаграммы изменения плотности и «температуры» событийного поля. Но и без этого интуитивно ясно, что градус повышается, причем круто, и уже не так важно – это жар в голове или пожар в доме. Политика такое дело – здесь огонь загорается от дыма. Сопоставьте с нынешними те времена, когда ничего такого не было, когда газетчики высасывали информационные поводы из пальца, а население Facebook от нечего обсуждать вешало «котегов» целыми выводками. Ситуация нагнеталась плавно, а потому не так заметно: успевали привыкать. Но, похоже, уже не успеваем. И сейчас трудно представить, что день обойдется без разрушения, стычки, скандала, ползучего слуха или громкого заявления. Мы вошли в «полосу» и просто так вряд ли из нее выйдем.

В плане информации наши люди привыкли жить в перенасыщенном вакууме. Почти ничего заведомо достоверного, но при этом обвал донесений, версий и толкований. Следить за всем не успеваешь, даже когда нужно для дела. Все про всё слышали – и никто толком ничего не знает. Это особое качество «повседневного знания» с его неповторимой «этнометодологией». Постепенно все переплетается и закольцовывается, как в рассказе Хармса. Ширится география инцидентов. Убивают в Париже и Москве, горят библиотеки в России и Сирии, уничтожают памятники и шедевры в подмосковном Королеве и иракском Дур-Шаррукине. При всех различиях видны аналогии и параллели; чем плотнее поток событий, тем логичнее складывается общий пазл.

У мира толкований своя онтология. Некоторые темы (если уже не большинство) заранее воспринимаются как тотальный фейк, что не мешает их взволнованному, остроумному и компетентному обсуждению. Люди привыкают существовать в такой гиперреальности как в самоценно истинной и более подлинной, чем настоящая. В ситуации постмодерна это по-своему рационально: часто именно в мире знаков сталкиваются силы и решаются судьбы. В жизни тебе могут сломать челюсть, но побеждает более сильный информатор и интерпретатор, при этом челюсть лечится, а репутация – нет. Слухи порождают интересное оживление в одних стратах и замирание в других. Ничем не подтвержденная информация о высочайшем диагнозе может вызвать карнавал в одной части околополитического спектра и осторожное молчание в другой, обычно проявляющей ровную, дежурную, рабочую активность. Это важно для понимания, как работают отмашки и как будут вести себя те или иные фрагменты массы в реально критической ситуации. Как правило, видно, когда фанаты и патриоты начинают быстро задумываться, не пора ли полюбить родину и вождя в какой-нибудь другой позиции.

Все это чревато позорнейшим поражением обычной конспирологии, бытовой и профессиональной. Политические катаклизмы, как правило, происходят из общей атмосферы, а не по злому наущению. И если внешний недоброжелатель может так легко влиять на нашу внутреннюю атмосферу, почему не в силах погасить эти местные возгорания государство со всеми находящимися в его распоряжении средствами контроля, противодействия и собственной активности? Почему оно столь неэффективно и пугливо, располагая гигантскими финансовыми и организационными возможностями? Если деньги, выделяемые на печенье и мирные, открытые гранты, могут дестабилизировать мировую державу, вставшую с колен и сплотившуюся вокруг лидера в количестве 86%, то что это за стабильность и сплоченность? И что это за пожарная команда в сверкающих шлемах и с оглушительной сиреной, которая не может мирно, из одной идеологической бочки и в одну струю залить любой поджог?

Но неверно и списывать все эти обострения на спонтанный процесс. Главные дестабилизирующие факторы видны, но не все, а то и не те. Часто систему выводят из себя сами «стабилизаторы»: грубым наведением порядка проще всего ввергнуть систему в хаос. Когда несколько лет назад рейтинги начальства впервые устойчиво поползли вниз, реакция была нервической, но «конструктивной». Оперативно усилили мощность воздействия на мозг, прежде всего через ТВ, ситуация начала выравниваться, испуг прошел. Получили подтверждение, что система работает, – и успокоились. Тогда же возникла иллюзия, будто ситуация управляема всегда, вопрос в ресурсе и силе воздействия.

Сейчас оказывается, что выстроенная система далеко не всегда и не во всем контролируема и, более того, может идти вразнос именно в результате стабилизирующего воздействия. Тут нужна не механика, а хаотическая динамика. Крым – феерическая победа во внутренней политике, но только если «мы за ценой не постоим», а цена еще толком даже не предъявлена. И скорее рано, чем поздно, к экономистам и финансистам придется прислушиваться не меньше, чем к силовикам и политтехнологам. А пока хаотизация нарастает и будет нарастать. Убийство Немцова обострило тему неполной контролируемости процесса из-за кремлевских зубцов. Сгущение вбросов и слухов – тоже симптом. Идеократия перестает управлять политическим стебом, подогреваемым из своих же кабинетов.

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов