Как Малазийская федерация выгнала Сингапур

Исследователь федерализма Андрей Захаров о сингапурском казусе: развод оказался выгоден обоим партнерам

Летом 2015 г. полувековой юбилей независимого существования отметит Сингапур – государство, поражающее мир редким сочетанием миниатюрных размеров с внушительными экономическими достижениями. На фоне сегодняшнего процветания зарождение сингапурской государственности выглядит едва ли не курьезом. Город-остров не добивался независимости: в 1965 г. его исключили из состава Малазийской федерации, куда он добровольно вошел за два года до этого. В автономное плавание его буквально вытолкнули. Сожалеют ли нынешние сингапурцы об этом? Едва ли. «Все-таки избавляться от империи гораздо сложнее, чем строить ее» – причиной, заставившей британского премьер-министра Гарольда Макмиллана оставить в 1963 г. эту запись в своем дневнике, стала неприятная ситуация в азиатских колониях. Вторая мировая война подорвала платежеспособность Вестминстера, поставив его перед необходимостью отдать в хорошие руки сразу несколько мелких и не способных к обособленному выживанию владений. В этом списке оказался и Сингапур, стратегически значимый, но экономически не слишком перспективный остров в Малаккском проливе.

Англичане одновременно уходили из нескольких колоний, расположенных неподалеку: помимо Сингапура, более широкое самоуправление ожидало также Саравак, Северное Борнео и Бруней, находившиеся по ту сторону пролива, на острове Калимантан. Стремительно национализирующаяся и увлекшаяся антиимпериалистической риторикой Индонезия под руководством харизматичного Ахмеда Сукарно с вожделением ожидала, когда ей представится шанс поживиться независимыми, но отчаянно слабыми соседями. Особые виды она имела на Саравак и Северное Борнео. Стремясь гарантировать уходящим подданным более или менее безопасную жизнь, англичане остановились на пакетном решении: они договорились с властями Куала-Лумпура, что те примут освобождающиеся земли под федеративную опеку. Сингапур в отличие от калимантанской троицы элиту Малайзии не слишком прельщал. Усматривая в малайском национализме важный ресурс дополнительной легитимации, она очень опасалась, что преимущественно китайское население Сингапура негативно изменит этнический баланс, гарантирующий малайцам привилегированное положение в экономике и политике.

Лондону пришлось проявить настойчивость: решающим аргументом стал довод, что без внешнего присмотра Сингапур, многие жители которого открыто симпатизировали «красному Китаю», превратится во «вторую Кубу» прямо посреди Азии. В рамках самоуправления, полученного еще в 1959 г., премьер Ли Куан Ю в сентябре 1963 г. провел референдум, после которого остров вошел в состав Малазийской федерации. Но дальше начались неприятности. Китайских политиков смущало, что в их новой стране не признавалось этническое равноправие: статья 153 конституции предоставляла особые права и привилегии этническим малайцам. Партия народного действия, возглавляемая Ли Куан Ю, пыталась бороться за ревизию норм, регулирующих межнациональные отношения, но успеха не имела. Тем не менее спровоцированная Сингапуром консолидация немалайских сил напугала истеблишмент федерации – по стране прокатилась волна китайских погромов, погибли люди. Нежелание терять «принадлежащее по праву» заставило руководство страны пойти еще дальше: в августе 1965 г. федеральные власти осуществили ряд правовых действий, итогом которых стало изгнание возмутителей спокойствия из состава федерации. Стремление к этническому доминированию взяло верх над желанием сохранить территориальную целостность. Маленький Сингапур, сам того не желая, в одночасье остался один на один с большим миром.

Кто в итоге проиграл и кто выиграл? Как ни странно, выиграли обе стороны. Бонусы Сингапура общеизвестны. Разорвав, пусть поневоле, союз с «родиной-мачехой», сингапурские власти занялись сотворением экономического чуда, прославившего Ли Куан Ю. А власти Малайзии, избавившись от сингапурцев, устранили наиболее острую угрозу своей политической монополии, которую с тех пор сохраняют уже почти полвека. Резко понизив градус межэтнического противостояния и переведя политический конфликт в более безопасные формы, малазийские руководители тоже сосредоточились на экономических преобразованиях. Плоды реформ вряд ли позволяют современным малайцам сожалеть о прощании с Сингапуром.

В практике мирового федерализма сингапурский казус необычен. История знает случаи добровольного самороспуска федеративных государств, но исключение одного из субъектов по принципу «пошел вон» надо признать уникальным. Однако сингапурский урок не просто поучителен. Он интересен любым сложносоставным в этническом, лингвистическом или вероисповедном отношении странам. Во-первых, он напоминает, что, если центральная власть крайне недовольна поведением регионов, их можно не только репрессировать, но и выставить за дверь. Во-вторых, выбор между национальной консолидацией и территориальной целостностью не столь однозначен, как порой принято считать. Когда территориальная целостность явно вредит развитию государственного организма, ею можно поступиться. Осознанно и добровольно расставаясь с Сингапуром, Малайзия 50 лет назад наметила контуры политики постсовременности. В-третьих, «разделение счетов» позволяет уйти от порочной модели региональной политики, когда отношения центра и регионов превращаются в игру с нулевой суммой. Попрощались – и выиграли, причем оба партнера.

Разумеется, в каждом подобном случае возникают дополнительные обстоятельства. Есть проблема внешнего контекста, в котором происходит добровольно-принудительный развод. Речь о наличии неприятных соседей, которым было не по зубам целое, но будут по силам отдельные части распадающейся страны. В сингапурском случае таких хищников не было, и отделение государству-острову почти ничем не угрожало. Но если бы они и имелись – в лице Индонезии, Филиппин или еще кого-то, – то для лидеров молодой и неокрепшей Малайзии, возможно, оказалось бы даже выгодно скормить выгоняемый Сингапур агрессивным соседям, надеясь, что они им подавятся, а саму Малайзию оставят в покое. Кого и чему способна научить эта история? Скорее всего, никого и ничему. Как философски высказался Гюстав Флобер в начале печальной для его родины франко-прусской войны, «что бы ни произошло, мы все равно останемся идиотами». Золотые слова.

Автор – редактор журнала «Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре», автор нескольких книг о федерализме