Конъюнктура: Фауна политической пустыни

Наступление нового года порождает огромное количество политических прогнозов, причем большинство из них не сбываются. Экспертное сообщество научилось жить по заветам Черчилля – сначала сказать, что будет со страной через год, а потом изящно объяснить, почему этого не произошло.

Самый частый аргумент – непоследовательность и нелогичность российского политического руководства, а также отсутствие государственной идеологии, что не позволяет понять реальный план политических и экономических реформ.

Исполнительная власть действительно маскирует свои реальные намерения. А многие действия политических элит выглядят как плюрализм в одной голове. Однако было бы опрометчиво представлять российские властные структуры как черный ящик, из которого могут выскочить самые неожиданные решения.

Логика в действиях президента и других обитателей политического олимпа все же есть, хотя не всем удается ее уловить. Причем уловить сложно не только экспертам и внешним наблюдателям, но и непосредственным участникам политической игры: многие чиновники не могут представить себе, какова будет политика государства в ближайшей перспективе.

Это приводит к формированию своеобразной защитной реакции, к появлению специфических форм аппаратного выживания. После назначения лакомая должность используется как “окно возможностей”. Отсюда и огромное количество личных проектов, лоббируемых конкретными чиновниками в собственных интересах и получивших название “приватизация реформ”.

Чиновники, которые не могут понять действия ключевых элитных игроков, часто пытаются максимизировать прибыль от пребывания на значимом посту, не думая о том, что будет через несколько лет. Им важно получить бонусы здесь и сейчас. Но было бы наивным полагать, что подобным образом ведут себя все политики и чиновники, населяющие отечественную “политическую пустыню”.

Этот образ несколько подзабылся. Однако понимание политической системы России как пустого политического пространства, над которым безусловно доминирует президент Путин, весьма живуче. Хотя на самом деле после нескольких лет жизни в этой “пустыне” ряд ее обитателей проделали настолько серьезную эволюцию, что их уже не назовешь “мелкотравчатыми”, способными лишь к реализации сиюминутных мелких интересов.

Политический процесс сегодня – это не броуновское движение чиновников, движимых материальной выгодой. Ошибочно считать, что российская политика атомарна, группировки разбиты и расколоты, каждый выживает в одиночку, думая, как обеспечить безбедную старость. Ведущие политические игроки начинают мыслить стратегически, понимая, что именно сейчас они могут реализовать свой проект развития государства, став в нем ключевыми фигурами. Они пытаются самостоятельно конструировать свое политическое будущее, мысля не только в рамках ближайших 2–3 лет. Борьба за свой проект будущего страны заставляет теснее сплачивать ряды и приводит к появлению более сильных команд, которые понимают, что, обеспечив в 2008 г. нужную преемственность власти, они получат карт-бланш на реализацию плана переустройства России.

Эти люди связаны не только старыми знакомствами, наличием общей “малой Родины” или работой в спецслужбе. Самое главное – своеобразная корпоративная стратегия. Общие взгляды на будущее страны и стремление эти планы воплотить.

Проектов развития России было много. Сегодня можно говорить о том, что в финал вышли два, сформировав довольно жесткую альтернативу для 2008 г. Их можно условно назвать “силовым” и “либеральным”.

Проект “силовой”

“Силовой” проект настаивает на максимально полной централизации управленческих ресурсов, укреплении позиций Вооруженных сил и спецслужб, завершении построения вертикали власти и сужении сферы публичной политики. В идейной сфере он берет державные лозунги в сочетании с православием.

В экономике предполагает резкое усиление роли государства, которое берет на себя функции планирования, инвестирования, перераспределения национального богатства, а также управления крупной собственностью. Предполагается масштабный запуск кейнсианского проекта, когда бюджетные деньги будут распределяться между искусственно отобранными отраслями, а также создаваемыми сверхкрупными корпорациями с участием государства. Это касается нефтегазового комплекса, металлургии, ВПК и машиностроения. Государство возьмет на себя ответственность за такие масштабные национальные экономические проекты, как строительство новых трубопроводов и создание новых образцов вооружений за счет средств стабфонда и золотовалютных резервов.

Во внешней политике предписывается опора на собственные силы для защиты “крепости Россия”. Этот образ предполагает наличие врага не только на Западе, как это было в советский период нашей истории, но и в других частях света. Ответом растущему числу геополитических противников являются неоимпериализм и попытка восстановления военно-политического влияния в СНГ.

Проект “либеральный”

“Либеральный” проект предполагает вступление России в мировую постиндустриальную глобальную экономику. Но для этого “либералы” не собираются делать ставку на расширение политических свобод. В качестве локомотива реформ они видят не силовые структуры, а просвещенную бюрократию, которой удастся привить лучшие нормы поведения немецкой и французской школ госуправления.

“Либеральный” проект считает допустимым сохранение элементов самоуправления на территориальном уровне. В экономике ставка делается на формирование общих для всех правил игры, за соблюдением которых следит государство, сохраняя функции арбитра. Основная задача – создать комфортные условия для инвесторов, в том числе и за счет продолжения налоговой реформы. Важными задачами провозглашаются укрепление малого и среднего бизнеса, а также диверсификация экономики и отказ от сырьевой зависимости страны.

В стране де-факто сложилась двухпартийная система, но вместо партий – два антагонистических элитных лагеря. Идеология в России является воплощением пожеланий не социальных групп, а чиновничьих корпораций, которые в отличие от партий не ищут поддержки в обществе. Они апеллируют к Владимиру Путину, которому предстоит сделать выбор относительно будущего России.

Пока президент не готов сделать ставку ни на один из проектов. Отсюда и кажущаяся непоследовательность в его решениях, которую видно по прошлому году. Обещания снизить административное давление на бизнес сопровождаются активизацией процесса передела собственности. Декларации об уходе государства из экономики следуют вместе с лозунгами государственно-частного партнерства. Активная социальная политика идет рука об руку с монетизацией льгот, призванной заставить людей делать ставку на свои силы, а не на доброе государство. Ожидания крупных инфраструктурных проектов, финансируемых из бюджета, соседствуют с постоянно растущим стабфондом и золотовалютными резервами государства, которые пока не спешат тратить. В политической сфере переход от выборов губернаторов к наделению их полномочиями сопровождается сохранением системы выборов местного самоуправления. Попытки неоимперской политики и охлаждение отношений с Западом накладываются на вступление в ВТО и ратификацию Киотского протокола. Но такая политика возможна лишь в ближайшие два года. Дальше, думается, в борьбе корпоративных идеологий появится победитель, который получит право на воплощение своего проекта.

Борьба предстоит суровая. Хотелось бы только, чтобы ликвидация “политической пустыни” не привела к драматическим последствиям в политике и экономике в стиле американских футуристических боевиков, в одном из которых одичавшие люди в знойных песках воевали за единственный оставшийся ценный продукт – нефть.