От редакции: В гостях у сказки
По окончании переговоров с президентом Тарьей Халонен Путин сказал о Финляндии много приятных слов, некоторые из которых могли бы, впрочем, заставить главу суверенного государства вздрогнуть. “Как я могу это не любить, если это в значительной степени мое!” – заявил, например, Путин, комментируя исторические и культурные связи двух стран, передает РИА “Новости”. Правда, судя по положению с взаимными инвестициями, у финнов в России все-таки гораздо больше своего, чем у россиян в Финляндии. Как справедливо отметил российский президент, накопленные финские инвестиции в российскую экономику составляют около $1 млрд, тогда как российские компании вложили в Финляндию в два раза меньше – примерно $500 млн. При этом в рейтинге глобальной конкурентоспособности Всемирного экономического форума Финляндия не первый год занимает 1-е место, а Россия не может подняться выше 70-го. В рейтингах коррупции Transparency International финны упорно занимают место самых честных, а Россия – внизу списков. При этом, по данным Росстата, в 2002 г. Россия занимала 38-е место в рейтинге стран по уровню ВВП на душу населения ($8087 по паритету покупательной способности), а Финляндия – 15-е место ($27 807).
Вопрос о том, в чем секрет финской сказки, давно интересует российских экспертов и бизнесменов. В прошлом году хельсинкский Центр изучения переходных экономик и корпоративный университет “Северстали” попытались ответить на него в совместном докладе под названием “Почему Россия не Финляндия”. Выяснилось, что Финляндии удалось преодолеть кризис начала 90-х и совершить за 15 лет качественный экономический рывок не в последнюю очередь за счет собственной открытости.
Через четыре месяца после развала СССР страна, чей экспорт в Россию сократился на 70%, а объем промышленного производства – на 14%, подала заявку на членство в ЕС, а в 1999 г. присоединилась к Европейскому валютному союзу. При этом финны проявили изрядное мужество, сделав то, чего так боятся российские предприниматели и чиновники, – страна полностью открыла свои рынки для европейского капитала, существенно расширив при этом возможности для собственных инвестиций за рубеж. Если в 1990 г. из 500 крупнейших финских компаний иностранцам принадлежали только 70, то через пять лет этот показатель вырос почти в два раза – до 130. Участие государства в экономике сводилось к выстраиванию инфраструктуры, решению законодательных проблем и поддержке НИОКР (начиная с 1995 г. Финляндия не тратила на научные исследования меньше 2% ВВП в год, причем этот показатель постоянно рос и к 2002 г. составил уже 3,5% ВВП, тогда как в России все это время оставался примерно на уровне 1% ВВП).
Открытость экономики не погубила отечественных производителей, а заставила их быть конкурентоспособными, и в итоге финская Nokia опережает по капитализации все крупные российские сырьевые компании. Не стоит, кстати, забывать о том, что к моменту развала СССР в финской экономике превалировали тяжелая промышленность и сырьевые отрасли, но “сырьевое проклятие” было снято эффективными действиями правительства и не повредило экономическому росту. Пример Финляндии не может не рушить некоторые стереотипы, связанные, например, с необходимостью поддержки отечественного автопрома.
Конечно, трудно сравнивать маленькую Финляндию с огромной Россией. К тому же во многих действиях финского государства последних 15 лет российское политическое руководство усмотрит пугающий его “отказ от суверенитета”. Между тем урок Финляндии в том и состоит, что, несмотря на вступление страны в ЕС и открытие рынков, народ, регулярно переизбирающий своих лидеров, остался сувереном своего отечества и получил в результате хороший, в том числе и материальный, выигрыш.