От редакции: Хуже смерти

Европейцы всерьез задумались о переходе к плоской шкале подоходного налога. Вслед за Эстонией, Латвией, Литвой, Россией, Словакией и Румынией единую ставку могут ввести Нидерланды и Италия. Это же предложение активно обсуждают в Британии, Чехии, Испании, Греции, Польше и Германии, причем некоторым политикам крамольная идея стоила даже победы на выборах.

В том, что граждане не хотят голосовать за всеобщее налоговое равенство, нет ничего удивительного – бедных в обществе обычно больше, чем богатых, и первым свойственно думать, что вторые должны платить больше. Даже в России, где переход к единой 13%-ной ставке прошел в 2001 г. сравнительно безболезненно, плательщики до сих пор считают новый налог несправедливым (по данным майского опроса ВЦИОМ, так думает 65% россиян).

В некоторых странах идея налоговой справедливости даже закреплена в Конституции. Например, основной закон Лихтенштейна гласит, что государство должно освобождать от налогов минимум для существования и облагать по более высоким ставкам крупные доходы и имущество. Но понятие справедливости всегда относительно. Ученые выделяют, например, принципы “вертикальной” и “горизонтальной” налоговой справедливости. Первый подразумевает, что люди, находящиеся в равном экономическом положении, должны платить равные налоги. Второй – что люди, получающие разные выгоды от государства, должны платить по-разному (кто больше получает, у того выше налоги). Критики такого подхода обычно приводят в пример пожилых людей, которые меньше зарабатывают, но больше болеют и, следовательно, имеют большую выгоду от государственного финансирования клиник. Но значит ли это, что их налоги должны быть выше, чему молодых и состоятельных?

Третий подход к справедливости наглядно продемонстрирован в кривой Лоренца, которая показывает, как прогрессивные налоги сглаживают социальное неравенство. Но критики Лоренца считают, что человек, который тяжелым трудом обеспечивает себя и свою семью, не должен платить больше, чем его сосед-лентяй.

Другими словами, справедливость как соответствие между деянием и воздаянием к налогам не вполне применима. Гораздо проще ориентироваться на экономический эффект от тех или иных предложений.

Известно, например, что после введения в России плоской шкалы бюджетные поступления выросли в 2002 г. на 40% при инфляции в 15,1% и экономическом росте на уровне 4,7%.

Эти цифры производят впечатление не только на европейцев, но и на американцев. В редакционной статье от 11 июля 2003 г. The Wall Street Journal призвала власти обратить внимание на этот опыт, который появился только в силу того, что россияне “отказались от услуг МВФ и начали жить своим умом”. В статье говорилось, что развивающиеся страны, которые до сих пор вдыхают “эту отраву” [советы МВФ], были бы куда богаче, обратись они за опытом к Восточной Европе. “Мы никогда не думали, что доживем до того, чтобы это говорить, но реформа в российском духе отвечала бы интересам Америки”, – писала WSJ.

Тем временем в России не прекращаются попытки вернуться к прогрессивной шкале (последний такой законопроект Госдума отклонила в феврале). Отмена плоской шкалы подорвала бы доверие к государству – особенно со стороны тех граждан, которые успели вывести свои доходы из тени. Но если уж рассуждать о “левом повороте”, в качестве символического жеста можно было бы ввести прогрессивную шкалу для доходов, превышающих условный максимум, который можно получить от собственного труда, исключая доходы от наследства, финансовых спекуляций и проч. (например, $120 000 в год). Если прогрессия будет достаточно плавной (например, 13%, 15% и 17%), она могла бы устроить даже очень состоятельных граждан. Проблема только в том, что, отказавшись от единой ставки однажды, можно создать себе проблемы в будущем. Как говорил американский политик Спарк Мацунага, в этой жизни неизбежны только смерть и налоги и разница лишь в том, что смерть не становится хуже всякий раз, когда заседает конгресс.