От редакции: Карьерный фатализм

Банды трансформировались в строго вертикальные системы, обладающие межрегиональными и международными связями, а борьба с оргпреступностью ведется “на бумаге”, говорил вчера Владимир Устинов. Он же чуть раньше приводил невероятную статистику: 9800 выявленных случаев взяточничества за 2005 г., 3,5 млн зарегистрированных преступлений (рост на четверть), 1,658 млн нераскрытых преступлений (рост на треть). В конце прошлого года министр Рашид Нургалиев признал многочисленные факты сокрытия преступлений в регионах, коррумпированности милиционеров, развал аппарата МВД и катастрофическое положение с ведением дел в региональных УВД. Что это означает? Грядущие перемены, в том числе кадровые? Да, некоторые перемены. После выступления министру было присвоено воинское звание генерала армии. А генпрокурор в прошлом году получил звезду Героя.

Хорошо, что правоохранительные органы откровенно признают ухудшение ситуации в своей сфере. За то и награды.

Но почему, скажем, в начале мая в Британии ушли в отставку министр внутренних дел и глава МИДа? Потому что они допустили ошибки, повлиявшие на результат местных выборов (правящая партия лейбористов их проиграла). Потому что от работы министра зависит его популярность, а от популярности министра зависят рейтинги правящей партии и лично Тони Блэра. В России рейтинг власти (т. е. президента) совершенно не зависит от имиджа правительства. До правительства просто никому нет дела, все понимают, что главный – президент.

Точно так же от рейтинга министров не зависит их карьерная судьба. Нургалиев и Устинов могут завышать или занижать количество преступлений – большой разницы нет. Состояние армии не влияет на рейтинг министра обороны. Все они будут на своих постах, пока соблюдаются кадровые договоренности между действующими в Кремле силами.

Есть еще один важный фактор, определяющий судьбу силовиков. Никакой контроль снизу за ними невозможен. Нет, конечно, если милиционер или прокурор, или даже сотрудник ФСБ будет сверху назначен “оборотнем”, его засудят по полной программе. Но это если сверху.

Закон о парламентском расследовании, принятый в конце прошлого года, запрещает депутатским комиссиям изучать обстоятельства событий, которые расследуются в рамках уголовного дела, исследовать работу оперативников и следователей и выяснять степень вины конкретных должностных лиц. Наконец, выводы парламентариев могут носить только рекомендательный характер. Если бы этот закон вступил в силу сразу после событий в Беслане, то работу обеих парламентских комиссий по расследованию теракта – федеральной и республиканской – пришлось бы прекратить. Впрочем, комиссии и так не дали ответов на главные вопросы.

А инициатива снизу – сколько угодно. Вчера был представлен доклад “Норд-Ост”. Неоконченное расследование”. Написали его семеро потерпевших – заложники или родственники погибших в результате теракта на Дубровке в 2002 г. Авторы приводят довольно много фактов, свидетельствующих о бездарных действиях спецслужб при штурме и о некачественном и, возможно, ангажированном ведении следствия. Суды уже оставили без внимания большинство претензий потерпевших, и издание их отдельной книгой вряд ли вызовет какую-то другую реакцию. Свой доклад вроде бы пишут и “Матери Беслана”. Кому?

По опросам “Левада-центра”, через три года после “Норд-Оста” только 4% россиян считали, что власти говорят всю правду о событиях на Дубровке, 34% – что она сознательно замалчивается, 48% – что сообщается только часть правды. А опрос ВЦИОМ в октябре прошлого года показал: 53% считают, что после терактов в работе спецслужб по существу ничего не изменилось. Спецслужбы не учатся, потому что их некому проверить.

Резкое усиление антикоррупционной и антикриминальной риторики властей – из области чистого искусства. Карьерные успехи силовиков не зависят от реальных результатов их деятельности. Просто теперь принято не хвалить, а ругать деятельность своего ведомства.