Правила игры: Умные деньги

Два года назад я разговаривал с заместителем председателя Центробанка Китая. Перед разговором меня предупреждали, что китайские денежные власти официально не признают того, что придерживаются политики заниженного курса юаня. И действительно, самым откровенным утверждением, которое я услышал, было: “Мы не можем допустить укрепления юаня”. Однако интереснее не откровенность, а один экономический аспект этой стратегии. “Мы хотим, чтобы китайские бизнесмены больше инвестировали за рубежом, потому что это помогает удерживать юань от укрепления”, – сказал китайский экономист.

“А зачем тогда вам слабый юань?” – спросил я, потому что поощрение инвестиций за рубеж для ослабления курса собственной валюты не имеет никакого смысла. Собственную валюту для того и ослабляют, чтобы способствовать инвестициям у себя в стране. Оказывается, инвестиции инвестициям рознь. Китайское руководство заинтересовано именно в инвестициях иностранцев, потому что эти деньги “умнее”. Во-первых, иностранцы лучше, чем местные инвесторы, и намного лучше, чем государство, выбирают проекты, которые стоит финансировать. Во-вторых, стратегические инвесторы приносят технологии, что очень существенно для стран “догоняющего развития”, таких как Китай и Россия.

А вот России, похоже, умные деньги сейчас не нужны. Распоряжаясь огромным количеством нефтедолларов, правительство показывает, что нам не нужны иностранные инвесторы: все, что захотим, сможем легко профинансировать сами. То, что при этом деньги получат не самые выгодные, а самые политически могущественные проекты – я тут слышал, что и РАО “Высокоскоростные магистрали” возвращается из заслуженного небытия, – никого не заботит. Вот два примера.

В течение многих лет Билл Браудер, глава фонда Hermitage Capital, выполнял роль “инвестиционного санитара”. Фонд покупал акции какой-то компании и начинал добиваться улучшения корпоративного управления, повышая стоимость принадлежащего ему пакета. От деятельности фонда выигрывали не только инвесторы Hermitage, но и все акционеры тех компаний, в которых они владели миноритарными пакетами, – Сбербанка, РАО ЕЭС, “Газпрома”, “Сургутнефтегаза”. Поскольку основными владельцами всех этих компаний является государство (т. е. читай – все россияне) деятельность Браудера увеличивала богатство каждого. Проигрывало от его деятельности ничтожное меньшинство – менеджеры компаний, для которых непрозрачность – лучшая среда для существования. У этого меньшинства нашлись политические аргументы в защиту своих выгод, так что наградой герою стал запрет на въезд в Россию. Деньги, которые он привлекал для инвестиций в Россию, были, видимо, слишком умными.

Второй пример куда более абстрактен. Выступая на прошлой неделе на Экономическом форуме в Петербурге, Герман Греф, министр экономразвития, сказал, что список “стратегических отраслей” – т. е. отраслей, в которых иностранные инвестиции законодательно ограничены, постоянно расширяется. В законе о доступе иностранцев, принятие которого все откладывается, этих отраслей может оказаться еще больше. Это неудивительно, потому что менеджерам бывает невыгоден приход “умных денег”. Не верите? Спросите у Браудера. Или у Грефа.