От редакции: Партийное раздвоение
Владислав Сурков считает, что президент России должен быть партийным. Борис Грызлов предполагает, что Владимир Путин вступит в “Единую Россию”. Зачем это президенту? Путин как надпартийный президент гораздо лучше воспринимается народом. Да и вообще, в социологических данных любовь к партиям и партийности не прочитывается.
Последний опрос фонда “Общественное мнение” дал такие результаты. Две трети россиян (67%) заявили, что не являются сторонниками какой-либо партии, 79% исключают для себя возможность лично вступить в какую-либо партию, 10% такую возможность допускают, и лишь 2% уже состоят в партиях, 35% являются противниками многопартийности и 40% – сторонниками. Правда, доля последних за два года сократилась: в сентябре 2004 г. их было 47%. Почти половина россиян (47%) убеждены, что конкуренция между партиями приносит стране больше вреда, чем пользы. Роль партий в жизни страны 32% оценивают как значительную, а 46% – как незначительную. Партии остаются одним из институтов, пользующихся наименьшим доверием россиян, в течение долгого времени. Что не помешало Кремлю перейти на полностью пропорциональную выборную систему.
Политологи объясняют это так. В западной модели партия играет роль посредника между обществом и государством, давая гражданам возможность выбирать и отстранять политических менеджеров. Эта система сложилась в результате “органичной модернизации”, “снизу”, в течение полутора веков. Многопартийность там изначально вызвана структурой социальных расколов. В России все наоборот: многопартийность формируется “сверху”, определяется интересами корпоративных группировок бизнеса и бюрократии и используется для лоббистской деятельности. К реальной власти партии не допущены и поэтому не могут поставлять политических менеджеров. Как видно из опросов, никаким посредником между обществом и государством такие партии не являются.
В то же время президент пользуется наибольшим доверием россиян (рейтинг в июне, по данным “Левада-центра”, составил 77%). Трудно предсказать, что будет, когда он перестанет быть надпартийным лидером.
Конфликт между партийностью и внепартийностью отражается в двойственности официальной идеологии. С одной стороны, Владимир Путин, а вслед за ним Владимир Устинов и Любовь Слиска с благоговением цитируют известного противника демократии Ивана Ильина. С другой стороны, Владислав Сурков настаивает на необходимости демократии (особой) и партийном строительстве. С одной стороны, Александр Солженицын в интервью каналу “Россия” говорит о вреде идеи партии как таковой и настаивает на необходимости взращивать демократию “снизу”, из местного самоуправления. С другой – “Единая Россия” продвигает законопроект, отменяющий выборность мэров.
Это раздвоение психологически объяснимо. Пока лидеры мечтают, технологи дело делают. Владимиру Путину, как и любому другому лидеру России, конечно, хочется войти в историю человеком, нащупавшим особый русский путь. Но жестокая реальность заключается в том, что корпоративистская модель формальной партийной демократии является во всех отношениях прагматичной: она в принципе устраивает Запад, является абсолютно управляемой и приносит максимальные выгоды участникам корпорации. Поэтому местное самоуправление ждет такая же участь, какая постигла некоммерческие организации. А ведь еще два года назад многие рассматривали их как альтернативу партиям в деле посредничества между обществом и государством.