От редакции: Честь мундира
“Сам в отставку я подавать не буду, не дождетесь. Из этой ситуации мы должны выкарабкиваться все вместе”, – заявил журналистам директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, комментируя пропажу 221 экспоната из запасников музея. По сути дела, он говорит: мы стали жертвой стихии, неподвластной человеку, не говоря уже о простом директоре музея. Теперь нам нужно вместе бороться с последствиями. Так же, видимо, рассуждает министр обороны Иванов: “Мы стали жертвой дедовщины. Из этой ситуации мы должны выкарабкиваться все вместе”. Ответственные за кризис на алкогольном рынке должны сказать: “Мы все стали жертвой акцизных марок. Из этой ситуации мы должны выкарабкиваться все вместе”.
Может быть, это действительно образцы очень ответственного подхода к своей работе. В таком случае Россия – страна чрезвычайно ответственных чиновников, здесь не принято добровольно уходить с высокого поста. “Добровольно-принудительных” отставок сколько угодно, а добровольные – редкость. В анекдоте, откуда взято выражение “не дождетесь”, речь, между прочим, идет о смерти. Отставка – смерть. Пока тебя держат ноги, держись за должность, а все остальное – происки врагов.
Но есть и другое понимание ответственности чиновника. Если твоя компетентность под сомнением, ты уходишь. Директор ЦРУ Джордж Тенет в 2004 г. ушел в отставку, когда стало ясно, что сообщения о наличии в Ираке оружия массового поражения не подтвердились. Если не ты лично, но кто-то из подчиненных обвиняется в коррупции, ты уходишь. Глава Еврокомиссии Жак Сантер и 19 его подчиненных ушли в 1999 г. после появления обвинений в адрес двух комиссаров. Иногда в случае принципиальных политических разногласий ты тоже должен уйти. Так поступил Джеффри Хоу, министр финансов в правительстве Тэтчер. Он ушел в отставку в 1990 г. в знак протеста против позиции премьера в вопросе о введении единой европейской валюты.
В прошлом году министр обороны Эстонии Яак Йыэрюйт подал прошение об отставке, после того как директор Военно-исторического музея Индрек Таранд был замечен на футбольном матче в майке с надписью “Коммуняк в печь!” и списком 35 руководителей страны.
(начало на стр. А1)
Разница между нашими и “их” чиновниками не в знаке, разница в подходах. В России издавна укоренилась модель “государевой службы”, при которой чиновник несет ответственность перед вышестоящим аппаратом, а не перед обществом. В тех странах, где ответственность понимается как подотчетность обществу, а не принцепсу, существует и чиновничья этика, предполагающая серьезное отношение к чести мундира. Смысл этических требований к чиновнику: публичные служащие должны избегать действий, которые могут создать даже видимость злоупотреблений, поскольку это может отразиться на доверии к государственному аппарату и правительству. В этом смысле добровольная отставка становится тоже публичным поступком, свидетельством силы. Ты признаешь свою ошибку (вину, несогласие, невозможность добиться своего и т. д.), но ты бережешь честь мундира, который достанется другому.
В России этического кодекса чиновника нет. Служба эта, по сути, не публичная. У нас уход в отставку считается признаком слабости, а публичный провал – недостаточной причиной для ухода: потому что “публика не знает всего”. Да и не перед ней отвечает чиновник.
“Тогда уж все должны уйти в отставку. По идее, и я должен уйти”, – прокомментировал ситуацию с Пиотровским руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой. Это хорошая рифма заклинанию “выкарабкиваться вместе”. Пытаясь иронизировать, г-н Швыдкой сказал правду: да, должен. Но что же теперь – всем уходить?