От редакции: Выбор наследства
Вчерашняя церемония захоронения праха императрицы Марии Федоровны в семейной усыпальнице Романовых – Петропавловском соборе Санкт-Петербурга – по своей пышности мало чем уступала погребению в июле 1998 г. обнаруженных под Екатеринбургом останков ее сына – царя Николая II и его семьи.
Гроб датской принцессы, вдовы Александра III и матери Николая II, встречал караул президентского полка. Бывшей императрице отдали воинские почести, как при погребении крупного государственного деятеля или военачальника. Первые лица государства отсутствовали, но службу в Исаакиевском соборе возглавлял патриарх Алексий II. Для освещения мероприятий был создан специальный пресс-центр, обустройством которого руководил заместитель пресс-секретаря президента Дмитрий Песков. Об особом отношении Кремля к событию свидетельствует щедрость на телеэфир: сюжеты о перезахоронении выглядели следующими по значимости после “президентских” – по интенсивности освещения они не уступали сюжетам о “преемниках” Дмитрии Медведеве и Сергее Иванове.
Вряд ли судьбе императрицы Марии уделено столько внимания просто потому, что 22% населения России, согласно недавнему опросу ВЦИОМ, согласились бы с возрождением монархии. Причины глубже. Нынешние власти, как и первые постсоветские, колеблются в выборе источника легитимности для себя и мечутся между двумя историческими фундаментами – царским и советским. Между тем выбор был вполне осознанно сделан Борисом Ельциным в 1991 г. “Россия объявила себя правопреемницей СССР. Это был абсолютно грамотный, логичный юридический шаг [...] Но сейчас я думаю: а что бы было, если бы новая Россия пошла другим путем и восстановила свое правопреемство с другой Россией, загубленной большевиками в 1917 году?” – писал Ельцин в книге “Президентский марафон”. Но это выбор в правовой сфере. В сфере символической было решено дать преимущество “России загубленной”: были возвращены трехцветный и Андреевский флаги, орел на гербе, наконец, введен гимн на музыку Михаила Глинки.
Открещиваясь от наследия 1990-х гг., нынешняя номенклатура взяла курс на возрождение символов сталинской империи. Она возвратила стране сталинский гимн, красный флаг вооруженных сил и звезду на офицерские фуражки. При этом высокопоставленные лица нервно реагируют на призывы стран бывшего соцлагеря и экс-республик СССР признать другую часть советского наследства – его преступления.
Однако в последние годы Кремль стал более гибким – он готов признать злодеяния, если пострадавшие не выдвигают материальных претензий. Это не случайно – по данным февральского опроса компании “Башкирова и партнеры”, 47,3% оценивают роль Сталина в истории России положительно, 43,4% – в той или иной мере отрицательно. Вероятно, в ответ на это власти стремятся увеличить вес дореволюционной легитимности. Выбор предшественников весьма своеобразен. Торжественных захоронений удостоены борцы с большевиками главком Добровольческой белой армии генерал Антон Деникин (при этом о его республиканских взглядах предпочитают умалчивать), философ Иван Ильин, консерватор и националист. Теперь вечный покой на Родине обрела вдова Александра III, царя-охранителя и борца с реформами 1860–
1870-х гг. Хоронить в России знаменитых либералов начала ХХ в. Павла Милюкова и Владимира Набокова (отца писателя) пока не торопятся.
Раздвоение наследия – историческая реальность. Ее наглядное отражение – выстроившийся под звуки сталинского гимна караул президентского полка в дореволюционных мундирах. Возможно, власти пытаются создать идеологию, которая – игнорируя преступления прошлого – эклектически соединяет ценности двух империй – николаевской и насильственно сменившей ее сталинской. Окончательного и четкого выбора чего-то одного не было сделано ни в 1991 г., ни в 2000 г. А значит, выбор еще предстоит.