Из-под вех: Приоткрытая Россия

“В мирное время протекционизм заставляет нас делать с собой то же самое, что в военное время хотят сделать с нами наши враги”, – говорил американский экономист XIX в. Генри Джордж. Вечное “кольцо врагов” вокруг Советского Союза было частью идеологии. Но последствия наложенных на себя ограничений – отсутствие выбора и низкое качество товаров – действительно выглядели как результат вражеской блокады. Неудивительно, что одной из первых реформ, проведенных в России в начале 1990-х гг., была либерализация внешнеэкономической деятельности. Насколько открытой можно считать российскую экономику сегодня, 15 лет спустя?

Термин “открытость” для экономиста значит две вещи – это измеритель наличия или отсутствия законодательных и административных барьеров в торговле и показатель доли внешней торговли в ВВП. Первый показатель измеряет открытость с точки зрения проводимой политики, а второй – фактическую открытость. В последние пять лет внешнеторговый товарооборот России составляет в среднем около 45% российского ВВП. Много это или мало?

Общая доля мировой торговли в мировом ВВП за последние 35 лет выросла с 20% до 43%. Сегодня доля внешней торговли в ВВП США около 30%; столько же в Индии, одной из самых закрытых по формальным признакам крупных стран развивающегося мира. Зато в Китае этот показатель приближается к 70%!

На этом фоне российские 45% выглядят достаточно скромно. Особенно если учесть, что основным экспортным товаром России остаются нефть, газ и металлы, цены на которые в последние годы были исключительно высоки. Более того, в советское время Россия активно торговала нефтью и газом и их продажи составляли около 68% товарооборота со странами, не входившими в советский блок. До сего дня доля этих товаров в российском внешнеторговом обороте осталась приблизительно на том же уровне. Как показало проведенное год назад Высшей школой экономики обследование конкурентоспособности предприятий, за пределы СНГ экспортирует свою продукцию менее 35% российских промышленных предприятий, работающих в несырьевых секторах. При этом экспортная выручка в подавляющем числе случаев составляет не более 10–15% от общей выручки.

Таким образом, российская экономика все еще в значительной степени представляет собой закрытый от связей с внешним миром набор региональных анклавов, на рынках которых продается продукция, не конкурентоспособная на мировых рынках.

Эта “провинциальная экономика” в значительной степени есть результат целенаправленной политики. И дело здесь не только в наличии или отсутствии формальных барьеров, таких, как тарифы и квоты. Дело в бюрократических ограничениях, призванных поддерживать на плаву существующие предприятия. До сих пор существуют формальные и неформальные ограничения для иностранных инвестиций, а часто и инвестиций из других регионов или даже других “кланов” в рамках одного региона. Результат – консервирование устаревшей экономики.

Инвестиционный климат и торговля

К словосочетанию “инвестиционный климат” в последнее время принято относиться скептически – российская экономика растет, несмотря ни на какой инвестиционный климат. И все-таки стоит помнить, что климат важен не только для роста, но и для структуры экономики. Разные отрасли обладают разной чувствительностью к институтам и рынкам. Нефть, некоторые виды продукции сельского хозяйства, необработанные металлы являются стандартными товарами, качество которых несложно проверить. Для того чтобы продавать их на международных рынках, не столь важны такие характеристики продавца, как репутация, торговая марка, наличие дилерских сетей и сетей постпродажного обслуживания и т. д. А для большинства товаров обрабатывающей промышленности эти характеристики чрезвычайно важны. Важны и характеристики страны его расположения. Продавцам из стран с плохим инвестиционным климатом трудно заработать себе репутацию надежных поставщиков, ведь при самых благих намерениях он может не выполнить свои обязательства из-за бюрократических проблем и прочих недостатков бизнес-среды, существующих в его стране.

Россия с ее плохим инвестиционным климатом и неразвитым финансовым рынком не имеет сравнительных преимуществ в “чувствительных секторах”, в частности в наукоемких производствах. Именно эта причина, а не пресловутая голландская болезнь привела к тому, что в последние 15 лет Россия сконцентрировалась на простейших сырьевых товарах, не чувствительных к институтам и финансовым рынкам. Именно эта причина не позволяет России эффективно использовать основную массу ее рабочей силы, которая не занята в производстве и торговле сырьевыми товарами. И здесь показателен опыт Китая, который, не сумев сразу обеспечить высокое качество институциональной среды на всей территории, создавал хороший климат в рамках особых экономических зон. В результате в начале 90-х Китай стал экспортером электроники – отрасли, существенно превосходящей по своим техническим характеристикам средний уровень китайского производства.

В отличие от Восточной Европы и Китая Россия за последние 15 лет так и не смогла существенно улучшить качество институтов ни на территории всей страны, ни на территории специально выделенных зон. Российский чиновник все еще разговаривает с инвестором так, что понятно, что он хочет его обмануть, а это никак не способствует росту интереса со стороны инвесторов. Краткосрочные интересы доминируют над долгосрочными, и поэтому экспорт формируется почти полностью за счет сырьевых товаров. Попытки создать особые зоны до сих пор оборачивались созданием зон, где нечистый на руку российский бизнес может делить уводимые от налогов деньги с местными чиновниками. Усилий для того, чтобы сделать зоны анклавом с хорошими институтами, до недавнего времени не предпринималось. Последние инициативы по созданию особых экономических зон внушают надежду, но пока еще не понятно, чем именно они закончатся.

Свет в конце туннеля

Жизнь часто идет вперед, несмотря на действия бюрократии. И сегодня в российской экономике происходят изменения на первый взгляд незначительные, но могущие вылиться в серьезные прорывы в будущем. Макроэкономическая стабильность сигнализирует о возросшем профессионализме властей, контролирующих макроэкономическую политику. Комбинация высоких цен на нефть и макростабильности привела к быстрому развитию финансового сектора – появлению потребительского кредита, росту объемов кредитования мелкого и среднего бизнеса и т. д. Этот процесс может иметь долгосрочные последствия для структуры российской экономики даже и после снижения цен на нефть, особенно если появятся кредитные инструменты с длительным сроком действия и сравнительно недорогие.

Как это ни парадоксально, высокая конкуренция с импортом (формальная открытость) создает стимулы для модернизации и фактической открытости. Конечно же, лоббисты от бизнеса пытаются, не без успеха, противодействовать конкуренции, добиваясь от правительства роста внешнеторговых барьеров. Однако увеличение тарифов на автомобили в начале 2000-х гг. убедительно продемонстрировало российским бизнесменам, что их главным противником является не импорт, а рост доходов населения – потребители переключаются на более качественную импортную продукцию. Поэтому те, кто производит на внутренний рынок, вынуждены улучшать качество.

Открытость и политика

Третья волна эмиграции была, пожалуй, первым масштабным экспериментом по помещению советского человека в западную среду. Для многих он закончился проживанием в русских анклавах. Там можно было осуществить мечты бывшего советского человека – покупать колбасу 40 сортов, ездить на иномарке, отдыхать на зарубежных курортах. Но большинство обитателей анклавов не смогли встроиться в западную жизнь. И в России теперь все это есть – колбаса, иномарки и отдых за границей доступны многим. Но есть и множество тех, кто уверен, что потерял в статусе, материальном положении или в том и другом. Правила и ценности западной жизни остались непонятны большинству населения, и мы смеемся на концертах Задорнова над законопослушными американцами, не понимая, что законопослушание является основой их процветания. На этом фоне не приходится удивляться метаниям во внешней политике – от дружелюбных жестов к изоляционистским тенденциям. Да и усиление авторитарных тенденций внутри страны объяснимо: как общество не смогло перенять некоторые важнейшие ценности западного мира, так и государство сохранило в себе некоторые характерные особенности брежневского периода.

Однако не только современная российская экономика, но и общество, и даже политическая система остаются формально гораздо более открытыми, чем в советские времена. Может ли эта формальная открытость способствовать усилению реальной открытости и либерализации политической системы? Ингельхарт и Вельзель (“Модернизация, ценностные изменения и демократизация. Последовательность общественного развития”*), основываясь на 40-летнем опыте изучения ценностей во множестве стран, утверждают, что единственным фактором, влияющим на изменение ценностей, а затем и политической системы, является рост доходов населения и переход сначала от аграрного к индустриальному, а затем и к постиндустриальному обществу. Но опыт стран Центральной и Восточной Европы этому противоречит. Большинство исследователей уверены, что процесс вступления в Евросоюз сыграл для этих стран роль координатора их экономических и политических реформ.

В принципе, эти две точки зрения можно совместить: открытость этих стран способствовала их устойчивому росту, который помог консолидировать представление о правильности европейского демократического выбора. Есть и третье наблюдение, основанное на анализе тенденций в демократизации и глобализации мировой экономики. Начиная со второй половины XIX в. периоды большей открытости, или глобализованности, мировой экономики магическим образом совпадали с волнами демократизации.

Что все это может означать для России? Прежде всего то, что формальная открытость, пусть и не полная, сыграет свою роль, но гораздо медленнее, чем хотелось бы. Главным врагом росту открытости общества и политической системы может стать рост изоляционистских тенденций в мире. Если эти тенденции не будут слишком глубокими, Россия будет медленно, но верно двигаться от формальной к фактической открытости экономики и к более либеральному обществу. Этот вывод может показаться чересчур оптимистичным на фоне слухов о введении выездных виз. Но на фоне информации о завершении переговоров с США о вступлении России в ВТО он вполне логичен.