Из-под вех: Не самое высшее образование
Российские родители хорошо понимают важность высшего образования и говорят об этом не только в опросах общественного мнения – они голосуют и рублем. Родители тратят огромные – по отношению к их доходам – деньги на то, чтобы их дети попали в хороший вуз и получили диплом. В то же время чем дальше, тем больше становится понятно, что система высшего образования не сокращает разрыв с лучшими мировыми вузами, а все дальше отстает от них.
Если судить по статистическим данным, наше высшее образование просто процветает. За годы реформ количество вузов выросло в два раза, а количество студентов – в 2,5 раза. Количество поступающих превысило количество выпускников средних школ. Только за последние пять лет бюджетные расходы в расчете на одного студента в сопоставимых ценах увеличились на 70%. Кроме того, растет и приток частных денег: 15% студентов обучается в негосударственных вузах, подавляющее большинство которых финансируется за счет платы за обучение, а в государственных вузах лишь половина студентов обучается за счет бюджета.
С другой стороны, все показатели качества образования находятся на низком уровне и продолжают снижаться. Все опросы работодателей показывают растущую неудовлетворенность бизнес-сообщества качеством высшего образования и отсутствием связи между образованием и рынком труда. По всем международным оценкам, российские вузы существенно отстают не только от американских и европейских, но и от ведущих азиатских. В рейтинге 500 лучших университетов мира присутствуют только МГУ (67-е) и СПбГУ (301–400-е). Примерно половина выпускников вузов работает не по специальности.
Уроки реформ
Реформаторы 1990-х гг., как и реформаторы 2000-х, хорошо понимали эти проблемы, зная, что и наука, и высшее образование не могут продолжать работать по советской модели. Если нет денег на всю советскую науку (а это неизбежно), то лучше иметь немного отличных ученых и университетов, чем много средних. Реформаторы понимали необходимость встраивания российской науки в мировую, интеграции науки и образования, дерегулирования и финансирования исследований на конкурсной основе – иными словами, все то, что стоит на повестке дня реформ и сегодня. Тем не менее большого успеха добиться не удалось; более того, многие из этих правильных идей были скомпрометированы в общественном сознании. Во-первых, реформы 1990-х были обречены по политическим соображениям. Реформаторы не могли сотрудничать с поклонниками прошлого режима. Но ученые и преподаватели – привилегированный класс в СССР – по определению не могли простить правительству экономических реформ, которые лишили их и денег, и статуса, и перспектив. Поэтому реформаторы сразу восстановили против себя основных игроков отрасли, а новых лидеров взять было неоткуда.
Во-вторых, денег отчаянно не хватало и это автоматически привело к самоотбору – лучшие ученые уехали, лучшие предприниматели и менеджеры ушли в частный сектор. В образовании и науке остались лишь наиболее стойкие; впрочем, и они все меньше тратили времени и сил на науку и все больше – на выживание. А механизмы выживания по определению не направлены на развитие. Как и в других отраслях, легче проедать капитал, накопленный в советское время (по-прежнему высокую репутацию наших вузов), чем предпринимать болезненные изменения. В бизнесе критерий успеха – прибыль. Но ведь если отгородиться от конкуренции, например, торговыми барьерами, то можно получать прибыль и так. В образовании и науке похожая ситуация: если измерять достижения внутри сообщества, все будет выглядеть хорошо, но стоит только сопоставить их с достижениями иностранных конкурентов – и отставание будет налицо.
Деньги и стимулы
Высшее образование в России по-прежнему катастрофически недофинансировано. Суммарные поступления в систему высшего образования (из государственных и негосударственных источников) составляют около 1% ВВП. В Европе эти расходы находятся на уровне 2% ВВП, а в США – на уровне 3% ВВП. Если же учесть многократную разницу в ВВП на душу населения между Россией и странами ОЭСР, то получится десятикратное расхождение в уровне финансирования. Общество просто не согласно платить настолько высокие налоги, чтобы финансировать науку и образование на уровне СССР, а механизмов привлечения небюджетных средств до сих пор не создано.
Но дело не только в деньгах – отсутствуют эффективные стимулы к повышению качества. Уровень бюджетного финансирования не зависит от качества и востребованности образования на рынке труда. Другие источники финансирования также не стимулируют повышения качества, так как: а) нет надежных механизмов мониторинга качества; б) финансовые ограничения студентов и семей не дают вузам брать высокую плату за качественное образование. Ведь назначение слишком высокой платы за обучение ограничивает потенциальный пул абитуриентов и не позволяет отобрать лучших студентов.
Проблемы недостатка средств и отсутствия стимулов взаимосвязаны. До тех пор пока в системе высшего образования не будет стимулов для повышения качества, ни государство, ни общество не будут готовы существенно увеличить финансирование. С другой стороны, при существующем уровне финансирования средний российский вуз находится в “ловушке бедности” и не сможет обеспечить резкий рост качества даже при изменении системы стимулов.
Необходимы и резкое увеличение бюджетного финансирования, и структурные изменения. Без увеличения финансирования – хотя бы для 10–20 ведущих вузов – сделать нельзя вообще ничего, но и сами по себе деньги не помогут. Существующие механизмы воспроизведут себя в больших масштабах, а сам факт получения огромных средств укрепит инсайдеров в том, что отсутствие перемен может приносить существенные финансовые выгоды.
Новый договор
Вместо существующего положения дел – “мы платим вам небольшие деньги за защиту от армии, а качество нас не интересует” – необходим новый социальный контракт между вузами и государством и обществом: государство и общество увеличивают финансирование вузов в обмен на существенное повышение качества образования. Студенты и работодатели должны знать, что им нужно, но и платить за это; государство должно поддерживать их выбор ваучерами и субсидированием образовательных кредитов.
Именно партнерство общества, университетов и государства может решить проблему качества в образовании и науке. При определении критериев качества, в принципе, нельзя полагаться только на государственное регулирование. У Министерства образования и науки нет и не может быть необходимой информации, которой располагает только рынок труда. Министерство должно сосредоточиться на построении механизмов, которые: а) агрегируют информацию, имеющуюся на рынке труда; б) доводят ее до вузов; в) создают у вузов стимулы использовать ее при разработке учебных программ.
Для создания стимулов к повышению качества образования необходимо решить две проблемы: создать независимую систему оценки качества образования и сделать студента полноправным приобретателем услуг. Студент должен сам выбирать специальность обучения и отвечать за свой выбор рублем. То, что основные средства можно собирать с работодателей, заблуждение. Основные выгоды от хорошего образования получает студент, поэтому и платить большие деньги готов именно студент – пусть и в кредит. Государство же должно реализовать принцип “деньги следуют за студентом” путем финансирования ГИФО и поддержки студенческих кредитов.
С другой стороны, для того чтобы выбор студента был осмысленным, он должен располагать информацией о качестве тех программ, из которых он выбирает. В мировой практике есть целый ряд независимых механизмов оценки качества – это и профессиональные стандарты, разрабатываемые работодателями (тут ключевую роль могут сыграть как РСПП и “Деловая Россия”, так и отраслевые ассоциации), и общие и предметные тесты, проводимые независимыми компаниями (например, GRE, GMAT, TOEFL, профессиональные тесты для юристов, бухгалтеров, финансистов и т. д.), а также исследования карьерных достижений выпускников, проводимые кадровыми агентствами. Публикация информации о достижениях выпускников вузов создаст реальную конкуренцию по качеству, причем конкуренция будет действительно интенсивной, так как на кону будут стоять деньги студентов и их родителей.
Главное – люди
Неудивительно, что российские вузы потеряли так много талантливых исследователей при переходе к рынку. Именно для них открылись отличные возможности самореализации в частном секторе. Те же, кто захотел продолжить научную карьеру, уехали в ведущие зарубежные исследовательские центры.
Решение напрашивается само собой: возвращение хотя бы части диаспоры и интеграция с Академией наук. Несмотря на то что утечка мозгов нанесла Академии наук не меньший ущерб, чем вузам, у академии есть существенное преимущество: ее внутренняя “корпоративная культура” ориентирована на исследования. Поэтому необходимо всячески поощрять интеграцию академии и вузов. Кроме того, нам очень повезло, что у нас есть конкурентоспособная диаспора. Это наш главный шанс на успех в возрождении науки и высшего образования. К сожалению, молодым возвращающимся ученым придется платить огромные по российским меркам деньги. Другого выхода здесь нет: рынок научных кадров в Америке очень конкурентен и некоторые профессора получают больше президента США и уж тем более больше президента РАН или ректора МГУ.
Частично обратить вспять утечку помогут конкурсное распределение исследовательских грантов и частная благотворительность (особенно практика эндаументов). Если исследовательские конкурсы открыты для всех, а решения принимаются международными экспертами (в том числе и представителями диаспоры), то перспективные молодые ученые могут получить существенную поддержку. Но и лучшие из неуехавших тоже не будут обойдены. Кроме того, так как социальная структура общества и расслоение доходов в России скорее похожи на американские, чем на европейские, частная благотворительность может сыграть ключевую роль в борьбе с утечкой мозгов. Если богатые россияне учредят эндаумент(ы) для возвращающихся ученых, то ни государство, ни инсайдеры не смогут на него ни претендовать, ни упрекать доноров в несправедливости – так уж устроена частная благотворительность.
Несмотря на обилие и остроту проблем, унывать все-таки не стоит. Многие страны так или иначе успешно справляются с проблемами, аналогичными нашим. Это и некоторые европейские страны и вузы, и Израиль, и Китай, и Индия, и Южная Корея. Кроме того, есть истории успеха и в России – ряд возникших в самое кратчайшее время конкурентоспособных государственных и негосударственных вузов, отдельных побед на фронте обращения утечки мозгов. В России есть и отлично работающая система конкурсного финансирования исследований – Российский фонд фундаментальных исследований.
В отличие от 90-х теперь не только ясно, что делать, но есть и отличные внешние условия: деньги в бюджете, политическая воля потратить их на развитие образования и возможности для реформы структуры управления в вузах. Осталось только начать действовать.