От редакции: Поиск модели
XVII съезд Коммунистической партии Китая, открывшийся вчера в Пекине, поражает масштабами действа. Численность КПК – 73 млн членов – превышает население большинства стран «большой восьмерки», причем за пять лет, прошедшие с предыдущего съезда, в партию вступили 7 млн человек.
Но съезд компартии важен не только грандиозными цифрами, но и разработкой стратегии огромного государства, экономика которого по темпам развития сильно обгоняет мир. Для России китайский опыт – не просто предмет любопытства. Он часто представляется как образцовая модель перехода от плановой экономики к рынку. Ее преимущества закрепились в общественном сознании. По данным «Левада-центра», политическую систему КНР положительно оценивают 55% опрошенных, негативно – всего 14% (российскую – 47% и 42%), экономическую модель Китая высоко оценивают 67% опрошенных, негативно – всего 12% (российскую – 31% и 60%).
Тем более любопытно, как оценивает итоги развития и будущие риски китайское руководство. На первый взгляд у него нет особых причин для беспокойства. По официальным данным, ВВП Китая за первое полугодие 2007 г. вырос на 11,5%, объем внешней торговли КНР за этот же период увеличился на 23,3% – до $980,9 млрд, а золотовалютные резервы страны выросли до $1,3 трлн. В большинстве стран такие показатели были бы расценены как успех. Однако в Пекине задумались о социальных и экологических последствиях рекордного роста промышленности и торговли. Руководители КПК осознают, что экономический рост усилил диспропорции в развитии между прибрежными провинциями, куда устремились зарубежные и внутренние инвесторы, индустриальными регионами северо-востока с устаревшими оборудованием и инфраструктурой и сельскими районами. Усилилось и расслоение доходов между предпринимателями и наемными работниками, между сотрудниками зарубежных компаний и госслужащими, между горожанами и крестьянами. По данным китайских экономистов, коэффициент Джини, который определяет степень неравенства доходов (0 – полное равенство, 1 – монополизация богатства), вырос в 2000–2005 гг. с 0,46 до 0,53, между тем опасной специалисты считают цифру 0,35–0,4. Растет число экологических и техногенных катастроф вследствие изношенной инфраструктуры и невнимания к вопросам охраны природы.
Экологические проблемы усугубляются миграцией сельских жителей – города нередко не готовы к наплыву мигрантов.
Наконец, высшее образование в Китае стало платным, в глубинке невозможно бесплатно окончить и среднюю школу, а значит, низшие слои китайского общества лишились социального лифта.
Часть накопившихся проблем будет решена за счет отмены натурального налога с урожая и «прощения» крестьянам недоимок прошлых лет. Но этого недостаточно. Китайские коммунисты размышляют, как привлечь инвестиции из зон наибольшего благоприятствования во внутренние районы, где наблюдается хозяйственный застой, который не был преодолен за счет госинвестиций. Руководство КПК намерено активизировать развитие северо-западных районов страны, чье отставание грозит расширением базы для сепаратистских движений.
Впрочем, российский истеблишмент не меньше экономических достижений Китая интересуется политической ситуацией в стране. Руководящая и направляющая роль КПК в государстве, закрепленная в конституции, напоминает о недавнем прошлом России и одновременно, возможно, рисует для российских лидеров образы будущего. Интерес усиливается тем, что китайские коммунисты решают вопрос преемственности власти в условиях борьбы между региональными и отраслевыми партийными группировками. Кроме того, они настаивают на «особом пути» развития и разрабатывают собственный проект политического устройства. Демократия в Китае, по словам лидера КПК Ху Цзиньтао, будет построена, но не «по западным образцам», а своя, «народная», которая не поколеблет монополию партии на власть.