Страх и любовь

На 136-м избирательном участке в Москве, где я работаю наблюдателем, явка к середине дня близка к 50%. В основном идет пожилой избиратель, но и молодой тоже. То ли массированная пропаганда, то ли страх перед мифическим возвращением 1990-х, то ли любовь к президенту – что-то заставило избирателя прийти на выборы. Так активен избиратель не был, кажется, с начала тех же самых 1990-х.

Разумеется, избиратель до сих пор не умеет голосовать. Он до сих пор спрашивает, можно ли голосовать за две партии. Он до сих пор интересуется, надо ли ставить в квадратике крестик или писать «да». Но он почему-то решил, что прийти на выборы важно.

Примечательно то, что избиратель часто, особенно если он пожилой, громогласно, на весь участок спрашивает: «А где здесь «Единая Россия»?» Но никогда не спрашивает, где в бюллетене КПРФ или СПС. Кажется, избиратель спрашивает про «Единую Россию» демонстративно, чтобы члены избирательной комиссии не сомневались: он голосует именно за № 10 в бюллетене.

На предыдущих выборах кабины для голосования были со шторами. На этих выборах они скорее похожи на кафедры, никаких штор нет. На предыдущих выборах избиратель часто ставил отметку в бюллетене, не заходя в кабину; сейчас он обязательно подходит к полуоткрытой кафедре и изъявляет волю, тщательно закрывая бюллетень телом.

На выходе из избирательного участка активисты движения «Наши» проводят экзитпол. «Какой из партий вы симпатизируете?» – деликатно спрашивают молодые люди избирателя, выходящего с участка. Самый распространенный ответ: «А вы кому симпатизируете?» – «Мы симпатизируем президенту». – «А я, как вы думаете, кому симпатизирую?» – «Наверное, тоже президенту». – «Ну и чего тогда спрашивать?»

Более прямых ответов на выходе из участка я не слышал. Я не знаю, страх это или конформизм. И отличается ли чем-нибудь страх от конформизма.