Политэкономия: Золотая канарейка

Старинный образ русского интеллигента – обитателя прокуренной квартиры в панельном доме застройки 1970-х, обладателя неухоженной бороды и очков в немодной оправе – уходит в прошлое. На смену ему идет человек в хорошем костюме, пристегнутый ремнем в чистой, хорошо пахнущей машине, по вечерам отвлекающийся на чтение мейнстримовских качественных изданий, заменивших «Хронику текущих событий» или слепой самиздат в самодельном переплете. «Если интеллигенция не хочет мыслить себя в рамке власти, она ничтожна, она террористична и убога», – сказал на днях Модест Колеров, бывший сотрудник администрации президента.

Понятно, что эти слова – интеллектуальная провокация, как интеллектуальной провокацией было противопоставление Владиславом Сурковым либерализма и свободы. Но колеровский интеллигент, переходящий на «сторону власти, потому что другого пути нет», – неряшливый образ. Интеллигенты сотрудничали с властью – они работали в окружении советских вождей и так же, как интеллигенты, выходившие на площади с осознанием того, что арест неизбежен, подготавливали своей работой позитивные перемены в стране – одни сверху, другие снизу. В этом смысле им не нужно было «переходить на сторону власти» или находиться по ту сторону власти – так вопрос с точки зрения вечности не стоит. Образованный слой, улучшающий качество окружающей управленческой среды, общественного пространства, политической породы, мог находиться и в казенных интерьерах Старой площади, и на брусчатке Красной площади. Но приходится при всем уважении к адептам «своего» пути России согласиться с Григорием Померанцем, который определяет интеллигенцию именно как «западный образованный слой». «Западный» – ключевая характеристика. Реформы в России, которые состоялись в пределах 10–20 прошедших лет, в строгом смысле слова означали ее вестернизацию и либерализацию, что, впрочем, в наших обстоятельствах было одним и тем же. Эти процессы подготавливала интеллигенция, сохранившаяся в статусе прослойки, зажатой внутри социального гамбургера между двумя булками – пролетариатом и крестьянством. Горбачевская, а затем гайдаровская реформы были продуктами деятельности интеллигенции-при-власти. Но они были бы невозможны без встречного движения снизу: интеллектуальная оппозиция, даже ограниченная рамками стилистических разногласий с властью, при всей своей малочисленности сыграла поразительно значимую роль в подготовке почвы для невероятного масштаба общенациональных перемен, в том числе в сознании.

«Любой интеллектуал, пишущий о стране и власти и не участвующий в ней по мере сил, – предатель». Это уже логика сегодняшнего монополизма – в экономике (госкомпании), политике (однопартийная система), в области идей (кто не с нами – «предатель»). Монополизация идейного дискурса есть уничтожение интеллигенции, как монополизация иных сфер означает аннигиляцию свободы. Что же до свободы золотой канарейки, перешедшей на сторону власти, то она ограничивается пределами ее клетки.