От редакции: Выгоды мира

Эксперты, составлявшие в этом году «Глобальный индекс миролюбия», приложили к нему отдельную статью о «мирной индустрии». Это едва ли не первое подобное исследование: экономическими эффектами мира ученые интересуются меньше, чем оборонной экономикой и влиянием войны.

Авторы отметили прямую корреляцию между положением страны в рэнкинге миролюбия и развитием ряда отраслей. Наибольшая положительная зависимость от мира наблюдается в розничной торговле, туризме, на фондовом рынке и в коммерческой авиации. Чем миролюбивее страна, тем больше там потребительский сектор. Из двух стран, которые разделяет 10 мест, в той, которая на 10 мест выше, расходы на питание больше на $166 в год, на одежду и обувь – на $79, на коммуникации – на $371, на домашнее хозяйство – на $50. Точно так же каждые 10 мест увеличивают расходы на туризм на $77 на человека, на отели и кейтеринг – на $214, на развлечения и здоровье – на $16. Рыночная цена акций на душу населения растет на $2781, экспорт – на $1428, импорт – на $1280.

Возможно циничное возражение: развитые страны с большими военными расходами не воюют на своей территории, они используют своеобразный военный аутсорсинг – создают для своей армии выносные рынки, на которых потребляются и оплачиваются армейские услуги. Но представление о том, что они оплачиваются исключительно «принимающей стороной», неверное. Да, США в рэнкинге миролюбия заняли 97-ю позицию, при том что показатели ВВП на душу населения у них велики. Но, скажем, нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц убежден, что нынешний финансовый кризис вызван как раз таки далекой войной в Ираке (недавно вышла его книга «Война ценой в $3 трлн: истинные издержки иракского конфликта»). В любом случае издержки для экономики оказались очень велики. Концепции «войны будущего» часто используют тезис о растущей неопределенности вызовов: дескать, непонятно, как воевать с наднациональными партизанскими сетевыми организациями, удар может быть нанесен где угодно и кем угодно, старые конвенции утратили смысл и т. д. А раз так, надо разрабатывать совершенно новые средства войны, тактику и стратегию, на что необходимо потратить значительное количество денег.

Чего больше в этих прогнозах – реальной оценки опасности или лоббизма?

Дуайт Эйзенхауэр в 1960 г. (разгар холодной войны) в прощальном обращении к американскому народу предупреждал: «В наших правительственных структурах мы должны быть начеку, предотвращая необоснованное влияние, намеренное или ненамеренное, военно-промышленного комплекса».

Новая гонка вооружений в последние годы стала реальностью. По данным Bonn International Center for Conversion, мировые военные расходы за 2001–2006 гг. выросли на 30%. Генсек ООН Пан Ги Мун заявлял в прошлом году, что военные расходы 2006-го превысили $1,2 трлн, составив 2,5% мирового ВВП.

Мотив безопасности в гонке вооружений по-прежнему силен и еще долго будет определяющим. Однако безопасность можно формулировать по-разному. Скажем, противодействие наднациональным партизанам, как показала война в Ливане 2006 г. или действия многонациональных сил в Ираке, ведется с использованием вполне традиционного оружия. Другое дело, что в войне все чаще применяются новые структуры – частные военные компании, а попросту наемники. Даже ООН при всем беспокойстве об усилении роли наемников вынуждена задумываться о том, не расширить ли эту практику, – войска ООН оказываются менее эффективны из-за забюрократизированности структуры и некачественной подготовки.

В России ВПК называют локомотивом экономики, а рост экспорта вооружений (в ущерб оснащению собственной армии) считается безусловным благом. Правда, некоторые эксперты утверждают, что удельные затраты на новые технологии в оборонке гораздо выше, чем в мирном бизнесе. Проведение и популяризация сравнительных оценок эффективности, макроэкономической и, что важнее всего, гуманитарной полезности того и другого очень нужны. Если выяснится, что выгоднее лоббировать мир, бизнес будет лоббировать мир.