Дмитрий Медведев

Юристы участвуют в любом корпоративном конфликте – куда без них. И иногда предлагают сторонам помириться. Но странным выглядит в устах юриста предложение отказаться от правомерных требований (выделим здесь корень «право»), раз они могут остановить пусть даже и крупный холдинг, и характеризовать эти правомерные требования абсолютно не юридическим, а скорее нравственным понятием «эгоизм», и это нисколько не смягчается определением «корпоративный».

Президенты иногда участвуют в корпоративных конфликтах, но обычно мы об этом сразу не узнаем – потом, в мемуарах. А если узнаем сразу, то выражаем недоумение, потому что вроде как корпоративные конфликты – удел разных юристов: адвокатов и судей.

Теперь зайду с другой стороны. В Люксембурге, чтобы парламенту принять закон об умерщвлении больных, пришлось сначала ограничить права конституционного монарха, великого герцога Анри, которому, видите ли, христианская вера не позволяла подписать убийственный этот закон. Права он такого не имел – не подписать, но в выборе между верой и правом предпочел веру. Тут приведу, пожалуй, цитату из выдающегося русского юриста, депутата первой Государственной думы, завкафедрой права Петербургского университета Льва Иосифовича Петражицкого («Теория права и государства в связи с теорией нравственности»): «В области нравственной психики императивная функция <...> имеет самостоятельное и решающее значение <...> В области же правовой психики главное и решающее значение имеет атрибутивная функция <...> важно, чтобы было удовлетворено право».

Я о том, что ставить моральные категории выше правовых – удел, видимо, только монарший: они – Божьи помазанники, им нравственность важней. Еще цитата: «Нигде, может быть, в мире так быстро не происходило развитие предпринимательства, как в нашей стране. Просто люди становились очень богатыми за очень короткие сроки. Теперь пришло время отдавать долги, долги моральные», – это выпускник юрфака Петербургского университета Дмитрий Медведев, президент, недовольный корпоративным эгоизмом.

Или, теперь надо сказать, конституционный монарх, ставящий мораль выше права.