От редакции: Нефть врозь

Каждый дополнительный доллар к цене барреля – это 60 млрд руб. для бюджета. Неудивительно, что, с тех пор как мировые цены пошли вниз, российские чиновники задумались о том, как вернуть их наверх. Мы занимаем такое значительное место в мировом нефтяном сообществе, что должен появиться наш российский фактор, рассуждал министр энергетики Сергей Шматко прошлой осенью, затевая консультации с ОПЕК (Организация стран – экспортеров нефти).

Действительно, 13 стран – членов ОПЕК добывают около 29 млн баррелей в сутки (42% мировой нефтедобычи), а Россия – 10 млн баррелей, примерно столько же, сколько лидер организации Саудовская Аравия.

Обмен опытом с картелем нефтеэкспортеров длился несколько месяцев. Россия добилась того, что получила приглашение вступить в члены организации. Но дружба с ОПЕК, видимо, подходит к концу: в интервью американской газете The Wall Street Journal вице-премьер Игорь Сечин заявил, что Россия не готова вступать в эту организацию. Он объяснил это тем, что в России нефтяная отрасль находится в частных руках, поэтому у государства нет возможности диктовать компаниям, сколько нефти они должны экспортировать. Из-за чего Россия не сможет – по примеру ОПЕК – согласованно снижать или увеличивать добычу ради влияния на цены.

Можно долго иронизировать по поводу этого объяснения, но важнее результат: победил здравый смысл. России вступать в ОПЕК незачем. Хорошо, что власти это поняли. То, что картель нефтеэкспортеров окончательно утратил свое влияние на цены, стало очевидно как раз в последние месяцы. Рынок перестал замечать заявления ОПЕК: объявления о снижении добычи не только не ведут к росту цен, но нередко снижают нефтяные котировки.

Причина проста – нефтяные цены теперь определяются не спросом и предложением на сырую нефть, а состоянием финансового рынка. Львиная доля сделок – это сделки с производными финансовыми инструментами, не обеспеченными поставками реального сырья. Если в 90-е гг. сделки с физической нефтью составляли примерно 30% объема торгов (остальное – производные инструменты), то сейчас – меньше 1%.

Сверхбыстрый рост нефтяных цен начался в 2005 г., когда американским пенсионным фондам разрешили инвестировать в нефтяные фьючерсы, не обеспеченные поставками физической нефти. Год назад американский сенат устраивал слушания по поводу вклада спекулятивных операций в рост нефтяных цен. Там прозвучала информация, что институциональные инвесторы за последние пять лет увеличили спрос на нефть на 848 млн баррелей, что сопоставимо с ростом спроса со стороны Китая (920 млн баррелей). Американские аналитики тогда подсчитали, что каждые $100 млн, притекшие на рынок, эквивалентны росту цены барреля на 1,6%.

Нефть превратилась в спекулятивный товар, цена которого зависит от ожиданий падения или роста цены в будущем. Эти ожидания настолько субъективная и во многом случайная материя, что практически не поддаются прогнозированию и влиянию: спрос и предложение давно не единственный и, возможно, не главный из множества факторов, совокупный эффект которых на цены предсказать очень трудно.

В этих условиях идея российских чиновников повлиять на мировую цену нефти выглядит наивной. Но в этой области все равно есть чем заняться: вместе с другими странами поработать над регулированием финансовых рынков. Например, в рамках «двадцатки» поднять вопрос об ограничениях на торговлю производными ценными бумагами, не обеспеченными поставками физической нефти. Какими должны быть эти ограничения, чтобы не навредить свободному движению капиталов, – тема для большой дискуссии с экспертами, участниками рынков и регуляторами. Но если системные меры не будут приняты, нефтяные пузыри будут надуваться и лопаться в еще более грандиозных масштабах, чем случилось в 2008 г. Каждый раз это будет болезненно ударять по экономике России.