От редакции: Не так легли
Нет ничего странного в том, что светский правитель считает роль церкви в стране подчиненной. «Нет большего блага для церкви, чем служение родине» – это Владимир Путин сказал еще в 2003 г., в ранге президента встречаясь с главой Русской православной церкви за границей (РПЦЗ) митрополитом Лавром (ныне покойным). Очевидно, проект объединения РПЦ и РПЦЗ, в котором Путин поучаствовал, воспринимался им прежде всего как полезный для государства российского.
Недавно на кладбище Донского монастыря премьер прочитал журналистам лекцию о патриотизме белых генералов и мыслителей русского зарубежья. На прошлой неделе, посещая галерею Ильи Глазунова, Путин покритиковал святых Бориса и Глеба: «Надо бороться за себя, за страну, а отдали без борьбы. Это не может быть для нас примером, легли и ждали, когда их убьют».
Почти религиозное отношение Путина к государству-стране-родине нуждается в пояснении. Во что бывший президент и нынешний премьер предлагает верить гражданам с экрана телевизора?
Страна – это понятие скорее территориальное. Границам России вроде бы сейчас никто не угрожает. Есть экономический аспект – страна должна быть богатой и самостоятельной. Путин порой говорит о внешних угрозах экономике, но очевидны внутренние – здесь ему есть чем заняться.
Трактовок понятия «государство» много, но в любом случае оно скорее политическое и подразумевает набор институтов или правил, регулирующих поведение граждан, и организацию, обладающую монопольным правом силой принуждать граждан к исполнению этих правил. Что касается государства российского, то мы видим каждый день примеры плохой работы или вообще бездействия многих его важных институтов. Вот бы побороться за приведение их в порядок – и здесь есть чем заняться.
Родина – понятие скорее культурное и историческое. Борис и Глеб почитаются как невинные страдальцы по образу Христову. Этот новый чин – святых страстотерпцев – стал очень популярен в России как альтернатива мученикам за веру. Феномен Бориса и Глеба – один из формообразующих для русского православия и русского самосознания вообще. Идея страдания выше любой идеи государства, которое здесь вообще ни при чем.