Введение ЕГЭ сравнимо с гайдаровскими реформами

Летом этого года Россия пережила крупнейшую со времени либерализации цен институциональную перестройку. Единый государственный экзамен (ЕГЭ) стал законом. Весь прием в вузы, даже в самые престижные, прошел только через ЕГЭ и олимпиады. Чтобы понять, какое масштабное преобразование – и в нормах, и в мозгах, и в поведении людей и организаций – он вызвал, ЕГЭ можно сопоставить либо с гайдаровской отменой очередей к прилавкам, либо с несостоявшимися еще реформами: отменой призыва в армию и дешевой ипотекой. Действительно, одни сравнивают ЕГЭ с техногенными катастрофами (раньше они же обращались в КС и требовали прекратить «эксперименты на людях»), другие благодаря ему впервые смогли реализовать свои конституционные права на образование. Последние не так активны публично – но попробуйте отменить ЕГЭ и увидите, как много семей встанет на его защиту. ЕГЭ дал позитивные результаты: a) у выпускников школ появилась реальная свобода выбора вуза; b) в столицах выросла доля региональных абитуриентов, ведущие вузы снова работают для всей страны, как это было в СССР; c) нанесен решающий удар по коррупции на входе в вузы (в 2005 г. – около 10 млрд руб.); d) общество и родители в перспективе получили достаточно эффективный инструмент для измерения качества школ и вузов – средний балл ЕГЭ соответственно выпускников и студентов первого курса.

Мнимые и реальные недостатки ЕГЭ

На протяжении почти 10 лет эксперимента (точнее, постепенного внедрения ЕГЭ) настроение общества и СМИ в отношении ЕГЭ не улучшилось, а где-то даже изменилось к худшему. Если вначале сторонников и противников было примерно поровну, то в 2009 г. ЕГЭ, по некоторым опросам, поддерживает уже меньше трети российских граждан. Почему? Странно было бы видеть за этим руку неких вузовских коррупционеров, ловко манипулирующих общественным мнением. Разумеется, ЕГЭ наступил на их интересы, но коррупционные схемы трудно публично защищать. Еще один отряд противников нового порядка образовали вполне порядочные ректоры, за долгие годы приучившиеся решать проблемы своих вузов через систему одолжений при приеме («административная валюта»). Но представители вузов не очень влиятельны в общественном мнении – опросы доказывают в основном обратное.

На мой взгляд, причины неприятия ЕГЭ имеют объективный характер. Во-первых, ЕГЭ, расширяя возможности школьников из отдаленных мест, для столичных семей (да и для значительной части семей из региональных центров) реально сужает возможности поступить на бесплатное место в престижные вузы. Причина проста. Столичные вузы когда-то строились для всей страны, и соотношение местных и приезжих в Москве было 25 к 75, а в Ленинграде – 33 к 66. За 90-е гг. соотношение поменялось буквально на противоположное. То есть три из четырех (или два из трех) столичных студентов де-факто занимали чужие места – места более одаренных или более перспективных с точки зрения государства (например, согласных в будущем работать в глубинке) провинциалов. Как известно, к хорошему быстро привыкаешь, удачные для себя обстоятельства начинают казаться справедливыми.

Во-вторых, в реализуемой сегодня модели ЕГЭ содержатся серьезные огрехи. Огрехи не столько методические (в конце концов экзамен не может быть лучше школьной программы, освоение которой он измеряет), сколько организационные. Проведение федерального экзамена, на основании которого федеральный центр делает выводы о качестве работы региональных образовательных систем и зачисляет абитуриентов в федеральные вузы, возложено на региональные органы управления образованием. Они также организуют – сами у себя! – проверку части С результатов ЕГЭ, т. е. именно той части, которая дает возможность получить высокие баллы. Добавим, что органы управления образованием не имеют ни кадровых, ни финансовых ресурсов для организации ЕГЭ на местах, поэтому они в свою очередь доверяются муниципальным органам управления образованием. А те в свою очередь – школам. В создавшейся системе обеспечить беспристрастность проведения ЕГЭ (особенно в малых городах, где все друг друга знают, или там, где всего одна школа) очень трудно. И сравнительно небольшое число зафиксированных нарушений в 2003–2008 гг. – это отрадное свидетельство, что основная часть российских учителей и директоров школ сохранили профессиональную мораль, но никак не свидетельство качества процедуры ЕГЭ. По мере привыкания к ЕГЭ число попыток приобрести его результаты нечестным путем будет только расти. Армия людей, зарабатывавших на поступлении в вузы, никуда не исчезла, готовность некоторых родителей платить – тоже. А склонность молвы увеличивать масштабы любого негативного явления в десятки и сотни раз ведет к разочарованию в ЕГЭ.

Как проверять

Оставив более горячим коллегам призывы отменить ЕГЭ (в самом деле, разбивши зеркало, можно и не умываться), поговорим о возможной модификации этого инструмента.

На наш взгляд, надо вспомнить опыт других стран (ведь ЕГЭ или его аналоги есть почти везде). Опыт богатых стран, которые хорошо платят своим учителям и сильно полагаются на мнение школ, для нас очевидным образом не подходит. Остается опыт стран менее богатых, имеющих сходные с нашими проблемы в образовании.

Так вот, эти страны национальный экзамен проводят строго на национальном уровне. Для этого совсем не обязательно создавать территориальные органы Рособрнадзора. У нас ведь есть в регионах масса федеральных служащих, и вовсе не обязательно силовиков: ФНС и многочисленные надзоры. Вот давайте им и поручим. Освободим в порядке эксперимента бизнес и бюджетные организации от проверочной активности на две недели в июне. А что «региональные федералы» в образовании не очень – так и слава богу. Ведь проведение экзамена – мероприятие не учебное, а организационное.

Часть С надо передавать для проверки в другой регион на основе случайной выборки или проверять в центре, как части А и Б.

Надо вспомнить еще один опыт, существующий уже в России, – это наблюдатели на выборах. Такие наблюдатели (не обязательно от политических партий, можно от общественных организаций, даже представители от родительских комитетов школ – не тех, конечно, чьи дети именно здесь сдают экзамен) могут существенно повысить гарантии прозрачности ЕГЭ.

Сейчас появились технические возможности проверять ход ЕГЭ не только через наблюдателей. В некоторых странах практикуется видеотрансляция и видеозапись всех процедур экзамена.

Для повышения достоверности результатов ЕГЭ можно сопоставлять оценки, полученные на ЕГЭ, со средним баллом по этим предметам за время школьного обучения. Если они отклоняются больше чем на единицу (например, троечник получает баллы в зоне пятерки), такой участник ЕГЭ должен будет пересдать экзамен в центральной комиссии.

Вот практически и все организационные меры по совершенствованию процедуры ЕГЭ. Они не требуют роста бюджетных ассигнований и вполне могут быть реализованы в рамках упорядочения функций органов исполнительной власти.

Что проверять

Вторая проблема – структура ЕГЭ. Сегодня главная проблема многих школьников в том, что они не успевают приступить к сложной части задания. Соответственно, результат экзамена сдвигается к оценке простейших, базовых умений и памяти испытуемых. А это нужно далеко не во всех случаях. Отбор же креативной части абитуриентов только через систему федеральных олимпиад затрагивает лишь около 0,1% от общего числа абитуриентов. Вряд ли Россия способна существовать с таким по размерам креативным классом.

Справедливая критика ЕГЭ (как и любого другого массового формального испытания выпускников школ в любой стране) состоит в том, что ориентация на прохождение формального выпускного теста сдвигает предпочтения школьников в старших классах от творческого освоения предметов к заучиванию формальных схем и оптимальных ответов.

Главная опасность ЕГЭ в его существующем виде – ползучее сужение школьной программы до предметов, по которым ученик собирается сдавать ЕГЭ. Число дополнительных предметов, по которым не сдается ЕГЭ, в школах сокращается буквально на глазах. Экономика и право, например, несколько лет назад преподавались в школах 60% субъектов Российской Федерации. Сейчас они изымаются из учебных планов, переводятся в факультативы, время на их изучение сокращается. В результате страдает не только профессиональная подготовка по этим предметам. Страдает социализация школьников, их экономическая и правовая дееспособность во взрослом мире.

Модификация здесь видится так.

Первое. Перейти к двум вариантам ЕГЭ по каждому предмету. Один (ЕГЭ-А) будет состоять из закрытых вопросов, как сегодня части А и Б. Максимальный балл, который участник может получить по этому экзамену, будет равен 70. Такой вариант выберут две категории школьников: те, для кого ЕГЭ – это просто выпускное испытание, и те, для кого данный предмет непрофильный.

Второй вариант (ЕГЭ-Б) будет включать набор открытых вопросов, ответ на которые предполагает изложение хода рассуждений, доказательство своей позиции. По литературе это возврат к сочинению, по математике – к традиционному письменному экзамену с развернутым доказательством. До введения новых общеобразовательных стандартов необходимо официально ввести повышенный стандарт обществознания для приема на философский, социологический, экономический, управленческий, юридический факультеты университетов. Он будет поддерживаться школьными факультативами.

Важно, чтобы такой стандарт был единым для России – это обеспечит равные права школьников из всех регионов. Максимальный балл по этому варианту – 100 (но участник может и провалиться, набрав 50 или 25). Вузы могут устанавливать, какой вариант ЕГЭ по какому предмету они принимают. По нашей оценке, вариант Б по одному или нескольким предметам выберут не меньше 30% участников ЕГЭ – в 2010 г. это 250 000 человек.

Второе. Олимпиады должны в большей степени ориентироваться на компенсацию недостатков ЕГЭ. Олимпиады и конкурсы нужно проводить именно по вузовским направлениям подготовки: агрономия, экономика, инженерное дело, психология, право, лечебное дело.

Полезно расширить «окно зачисления» через олимпиады с нынешних 20 000 до 30 000–40 000 победителей и призеров. Дополнить олимпиады системой конкурсов, где авторитетное жюри сопоставляет творческие работы участников. Допустить к участию в олимпиадах и конкурсах школьников 9–11-х классов.

Понятно, что при невнимательном отношении к организации олимпиад на их почве могут вырасти каналы зачисления «своих» и новые коррупционные схемы. Для обеспечения должного качества и прозрачности олимпиад и конкурсов их проведение целесообразно поручать группам из трех-четырех ведущих вузов по каждому направлению. Опыт сотрудничества в проведении олимпиад уже есть: в 2009 г. некоторые свои олимпиады объединили МГУ, МГИМО и Высшая школа экономики.

Муки выбора

Повторюсь, что важнейшее завоевание ЕГЭ – это свобода выбора вуза. Как это реализовалось на практике? Абитуриент с 350 баллами по четырем экзаменам подавал заявления в семь очень хороших вузов, в каждом – на четыре престижных факультета. Везде значился в конкурсе. Итоговая вероятность, что он реально принесет документы, – 1:28, или 3,57%. Ректоры и деканы, радовавшиеся, глядя на замечательный состав рекомендованных к зачислению в первой волне, испытали шок. К ним пришли единицы.

Зачисление в вузы буксовало не из-за ЕГЭ или трех волн зачисления, а из-за сохранения контрольных цифр приема в вузы. Многие вузы боялись объявлять «зеленую зону» (список абитуриентов, приглашаемых к зачислению) шире, чем число вакантных бюджетных мест. Успешно набрали абитуриентов те вузы (и те факультеты), которые оперативно связались с абитуриентами, выяснили их реальные предпочтения и объявили «зеленую зону», включавшую последнего из «согласных» абитуриентов. Понятно, что точного попадания в контрольные цифры в условиях такого динамического взаимного выбора достичь невозможно.

Выяснилось, что государственные вузы просто не умеют конкурировать на рынке покупателя, т. е. не отбирать лучших (по своим критериям) из очереди ожидающих абитуриентов, а убеждать абитуриентов выбрать именно их вуз. Сегодня раздаются призывы ограничить число вузов, в которые абитуриент сдает документы, и вообще поступиться свободой выбора в пользу упрощения процедуры зачисления для вузов. На мой взгляд, в этом нет необходимости. Ведь у абитуриентов-2009 не было ориентира, они не знали, насколько их баллы соответствуют проходным для того или другого вуза. В 2010 г. такие ориентиры уже появятся.

Самой важной и интересной информацией этого года будут два показателя по каждому вузу: средний балл ЕГЭ для бюджетного (и платного) обучения и проходной балл ЕГЭ. Первая позиция важна с точки зрения качества контингента (репутации вуза), вторая – с точки зрения вероятности в него поступить.

Можно прогнозировать определенный спад конкурсов в ведущие вузы, более равномерное распределение заявлений абитуриентов по рейтингу вузов и рейтингу направлений обучения. Абитуриент с 280 баллами из 400 явно не будет подавать документы на бюджет факультета права Вышки или МГИМО. А ведь в этом году таких было немало.

Ключевым инструментом зачисления в этом году стали рейтинговые списки поступающих по каждому направлению, которые вузы вывешивали в интернете. Здесь выявилось две тактики: если вузы-лидеры обеспечивали достаточную прозрачность (да и не чинили препятствий при выдаче документов уходящим в другие вузы), то те, кто чувствовал себя неуверенно, пытались закрыть информацию, придержать документы – словом, обмануть рынок. Но последняя тактика, как и продажа гнилой картошки, не имеет перспективы в будущем: такие игроки, если не будут наказаны Минобразования сегодня, будут наказаны рынком уже через год-два.

Вузы должны уяснить, что полнота, прозрачность и понятность информации, которую они должны обеспечивать на своих сайтах, нужна не только Рособрнадзору, ФАС или Министерству образования. Она нужна не только абитуриентам и их родителям. В первую очередь она нужна им самим. Вузы ныне вышли на рынок окончательно. Ведь рынок – это не обязательно то место, где что-то продают. Рынок – это место, где выбирают.

Еще одна вещь, которую нужно теперь принимать во внимание, – это ограниченность возможностей абитуриентов и их семей выбирать узкие специальности и специализации. У людей нет квалификации для детального выбора. Отсюда необходимость переходить к конкурсам на направления («экономика», «физика», «машиностроение») и даже на группы направлений («экономика и управление»). Это соответствует концепции широкого бакалавриата, принятой сегодня во всех странах, кроме, пожалуй, России.

Важно помнить: образование, как считают экономисты, – доверительный товар. А рынок доверительного товара никогда не будет совершенным. Отсюда необходимость внешней экспертизы, институтов информационного посредничества. В таких ролях могут выступать независимые консультанты, журналы, рейтинговые агентства, общества потребителей. Они могут работать при школах, при Союзе ректоров, при союзах работодателей. Но в любом случае они будут работать на абитуриентов.