Бараны подтвердили: чиновники в России стоят выше закона
Что было бы, если бы вертолет Ми-171 не упал 9 января в горах Алтая, а семеро его пассажиров, в том числе полпред президента в Госдуме Александр Косопкин, не погибли? Скорее всего общественности так и не стало бы известно, что с вертолета варварски охотились на занесенных в Красную книгу архаров. Росприроднадзор и Генпрокуратура не настояли бы на заведении уголовного дела, и его не пришлось бы тихо прекращать «в связи с тем, что лица, подлежащие привлечению к уголовной ответственности, погибли в авиакатастрофе». Оставшиеся в живых участники злополучного рейса и Косопкин, по версии Следственного комитета при Генпрокуратуре, в стрельбе по архарам не участвовали.
СКП, прекратив дело таким способом (подробнее см. статью на стр. А2), в каком-то смысле встал на религиозную позицию: виновных, очевидно, наказал Господь, а кого не наказал – те не виновны. Но надо тогда быть последовательными и всем личным составом уйти в монастыри.
Возможна и нерелигиозная интерпретация. Свойственная отечественному следствию и правосудию жесткость к большинству фигурантов уголовных дел часто отступает, когда в числе подозреваемых оказываются коллеги по цеху, чиновники, их родственники и друзья. В среднем доля оправданных в отечественных судах не превышает 1%. Однако по делам о преступлениях против интересов службы в органах власти (кроме дел о взятках, где часто фигурируют врачи и учителя) оправданных около 9% – 322 дела из 3561.
Примеров множество, а мы, безусловно, знаем не обо всех случаях. Один из самых вопиющих: сотрудник СКП Александр Маз в пьяном состоянии за рулем автомобиля без номеров насмерть сбил на пешеходном переходе женщину, скрылся, был задержан очевидцами – получил два года условно. Прокуроры, милиционеры, дети министров, губернаторы во многих случаях считают себя выше закона – и не напрасно. Мы не знаем и не будем говорить о механизме принятия таких решений в СКП, прокуратуре или суде. Просто в один прекрасный момент не оказывается состава преступления, обвиняемых, доказательств. Или наоборот – появляются чрезвычайно смягчающие обстоятельства. Еще один действенный метод – затягивание следствия, которое может вестись с обеих сторон.
Затягивание процесса приводит к тому, что преследование прекращается вследствие истечения срока давности. Например, в 1999 г. Следственный комитет при МВД возбудил дело о хищении 300 млрд неденоминированных рублей из бюджета при строительстве МКАД. По версии следствия, строители «заработали» на незаметном сужении дороги. Но затем сумма претензий снизилась до 103 млрд «старых» рублей, а в декабре 2008 г. дело закрыли «за истечением срока давности», никто из чиновников мэрии к делу не привлекался. Также за давностию лет в июле 2008 г. СКП прекратил дело против бывшего замминистра финансов, сенатора Андрея Вавилова о хищении валютных облигаций на сумму $231 млн в 1997 г.
Конечно, надо учитывать политические цели некоторых дел. Например, в сентябре 2007 г. суд приговорил к трехлетнему условному сроку бывшего губернатора Ненецкого автономного округа Алексея Баринова. Его признали виновным в хищении средств компании «Архангельскгеолдобыча», которую Баринов возглавлял до поступления на госслужбу. После ареста и обвинения Баринов был снят с губернаторского поста – это, очевидно, и было целью. В 2001 г. экс-министр юстиции Валентин Ковалев был приговорен к девяти годам условно за хищение вверенного имущества и получение взяток в крупном размере. Сняли его с должности в 1997 г.
Недавно Верховный суд постановил, что судить чиновников можно не только за корыстные действия, но и за «карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение <...> или скрыть свою некомпетентность». ВС предлагает рассматривать протекционизм как уголовное преступление. Что ж, давайте подождем и посмотрим, как будут развиваться уголовные дела по обвинению в протекционизме, каков будет процент закрытия дел и оправдания подсудимых.