«Единая Россия» – правящая партия наоборот

Модернизация становится новой российской религией. «Единая Россия» уже написала ее на своих знаменах. За свою недолгую историю ЕР, почему-то называющая себя «центральным элементом политической системы страны», двигалась от «идеологии общенационального успеха» через «управляемую демократию» к «качественному обновлению страны на принципах суверенной демократии», потом – к весьма экстенсивному «плану-2020». Теперь она провозгласила идеологию российского консерватизма. Хотя ни в ее программе, ни в предвыборных лозунгах не было даже слов «консерватизм» или «модернизация». ЕР является правящей партией наоборот: она не выигрывает выборы со своей программой, а делает своей программой новую идею, выдвинутую очередным лидером страны. Если для России модернизация – это вопрос выживания, о чем справедливо говорит Медведев, то для единороссов вопросом выживания является приспособляемость к политической моде. Партии создаются для борьбы за власть. ЕР подстраивается под власть. Однако этим же она создает угрозу.

После того как ЕР поддержала модернизацию, эта идея стала безальтернативной не только с точки зрения ее объективной необходимости для России, но и ввиду отсутствия в стране сил, выступающих против или предлагающих иную программу ее модернизации. Необходимость самой модернизации очевидна, но не очевидны ее методы, а главное – цели и цена. Необходима широкая общенациональная дискуссия. Всеобщая поддержка идеи модернизации не может ее заменить. В России нет дискуссии, напротив, идет консолидация. Которая, в свою очередь, всегда ведет к монополии и застою. Есть ли у идеи модернизации противники?

Модернизация – это сложный комплекс взаимосвязанных, последовательных и системных мер, охватывающих все сферы жизнедеятельности общества и имеющих целью перевод его в новое качественное состояние. Это не просто компенсация отставания в каких-то сферах, но приведение всей страны в состояние максимальной адекватности условиям и требованиям современности, критериям конкурентоспособности в глобальном мире. Это создание привлекательной модели национального развития, способной стать примером для подражания, т. е. обладающей большим эффектом «мягкой силы». Это радикальное открытие страны через ее включение во множество глобальных инновационных и технологических цепочек и конкурентных площадок, полная интернационализация науки, системы образования и информации, превращение креативности людей в наиболее прибыльное для них, особо ценимое обществом и наиболее защищаемое законом качество.

Модернизация – это национальная революция против самих себя, реальная жертва, которую неизбежно и осознанно должна принести современная Россия ради России будущей. Речь, конечно, не о насилии, а о том, что инновационные и конкурентные факторы заменят в принятии решений факторы сугубо политические. Поэтому надо обсуждать в первую очередь не саму модернизацию, ибо это лишь способ, но то, какой хочет и может стать Россия в результате модернизации, а также максимальную цену, которую она готова за это заплатить. Здесь единства взглядов не будет, разные силы должны иметь возможность дать свои ответы на эти вопросы. Главной опасностью, думается, станут попытки имитировать модернизацию, подменить ее разного рода реформами, улучшениями и совершенствованием нынешних механизмов, рапортами об успехах. Это будут попытки что-то менять, но при этом ничего не теряя политически, т. е. выведя саму власть за пределы модернизационной революции.

Именно поэтому главное качество ЕР – лояльность власти – делает ее потенциально главным препятствием реальных модернизационных усилий. Эта партия неизбежно будет главным объектом манипуляции со стороны разных уровней власти, не говоря уже о том, что именно единороссам в случае успеха модернизации придется понести наибольшие личные, финансовые и политические потери. Даже запрос на ЕР будет исчезать, вытесняемый, с одной стороны, нормальным государственным механизмом, а с другой – политически конкурентным гражданским обществом. Выдвинув оксюморонный, по сути, лозунг консервативной модернизации, ЕР вступила на поле, где уже существуют мощные политические силы, олицетворяющие консервативные тенденции. Это и российские коммунисты, и ряд религиозных и клерикальных организаций, и всевозможные националистические, патриотические и т. д. движения, консерватизм которых часто близок к реваншизму, а то и шовинизму.

Все успешные консервативные модернизации проходили пока в двух категориях стран. Во-первых, в странах, потерпевших военное поражение, в разной степени оккупированных или имевших мощных экономических и политических союзников, способных обеспечить извне стабильность и последовательность модернизационных усилий. То есть в странах, не имеющих полноценного национального суверенитета и на определенном этапе не стремящихся к нему.

Во-вторых, в странах устойчивых, сравнительно независимых от мировой конъюнктуры, перед которыми уже не стояли задачи политической модернизации и партийного строительства, закрепления института собственности, установления главенства закона или сохранения территориальной целостности, в которых были устойчивые политические символы, будь то монархия, конституция или парламент, а элита была носителем национальной идентичности. Более того, ни одной консервативной модернизации в условиях глобальной экономики и миропорядка еще не было. Наконец, все по-настоящему успешные модернизации не только приводили страны к реалиям современного мира, но и создавали в них механизм перманентной модернизации, что гораздо более тонкая задача. У России есть определенный опыт первого рода, но попытки создать механизм воспроизведения нового всегда заканчивались в ней жестким откатом назад именно благодаря не способной на добровольный уход правящей элите.