Научных оснований немедленно спасать климат на планете нет

Есть, казалось бы, очевидная разница между наукой и политикой. Однако то, что происходит на конференции ООН по изменению климата в Копенгагене, подсказывает, что, когда речь заходит о практических мерах, эта разница часто размывается. Как только научный вопрос попадает в политическую сферу, игра начинает вестись по политическим правилам.

В политике что самое главное? Твоя коалиция должна быть сильнее, чем коалиция тех, кто отстаивает противоположную точку зрения. В древние времена «сильнее» могло означать «физически сильнее», а сейчас речь идет, как правило, о большинстве. Простом большинстве, если речь идет о законопроекте в российской Думе или в палате представителей конгресса США. Квалифицированном большинстве, если речь идет о каком-то специальном законе. Для международных договоров требуется больше – чаще всего страны не связаны обязательствами предпринимать какие-то действия, даже если подавляющее большинство стран голосует «за». В этом случае задача создания «выигрывающей коалиции» усложняется: необходимо заинтересовать каждую страну в участии.

Относительно глобального изменения климата у тех, кто является сторонником немедленных действий – введения ограничений на определенные виды загрязнения окружающей среды, – есть большинство, и даже квалифицированное, среди стран, собравшихся в Копенгагене. В это большинство уже входит Китай, которого собственный размер, в конце концов, заставляет беспокоиться о том, что станет с планетой. Остается убедить развивающиеся страны, для которых отказ от выбросов – это отказ от определенной стадии экономического развития, уже пройденной развитыми странами. Их убеждают присоединиться с помощью денег: на прошлой неделе объявлено о том, что развитые страны выделят развивающимся $10,5 млрд в течение трех лет на осуществление программ борьбы с изменением климата. Победа сторонников решительной и немедленной борьбы выглядит неминуемой.

На какую же научную базу опирается политическое решение? Значительная часть научных исследований, 80%, как нам говорят, полностью учтены в предлагаемых мерах. При этом забывается, что в науке счет 80:20 (и даже 90:10) куда менее убедителен, чем в политике. То, что научное сообщество разделено в пропорции 80:20, означает, что научных оснований для практических мер, в сущности, нет. А хорошо бы, если бы они были. Недавний «климатгейт» ясно указывает, что нужно делать: организовать финансирование исследований так, чтобы ученые были защищены от политического воздействия – и на уровне национальных правительств, и на уровне научного сообщества. За относительно небольшие – по сравнению с затратами, которых требует борьба с кризисом, – деньги можно создать постоянные позиции и целые центры в ведущих университетах и выкупить для открытого использования все данные, которые используются в этих исследованиях. И тогда политическое большинство сможет опираться на более твердую научную почву.