Как учесть общественное мнение в реформе милиции

Одна из предполагаемых мер в рамках обсуждающейся сейчас реформы милиции – применение опросов общественного мнения в ходе разработки реформы и для оценки удовлетворенности населения деятельностью милиции в дальнейшем. Звучит как будто неплохо: узнать мнение собственно людей о работе правоохранительных органов. Но есть проблема.

Из-за очень слабой обратной связи – из-за разваленной системы выборов и провала всех попыток создать хоть какие-то альтернативные механизмы фидбека – роль общественного мнения в личных судьбах российских политиков невелика. Для целей реформы МВД важно в первую очередь даже не то, что с общественным мнением не особенно считаются – во многом с ним как раз стараются по возможности сверяться, – а то, что задействованные в дискуссии люди не особенно заботятся о том, чтобы объяснить обществу свои действия. «Продавать» широкой публике свои проекты, разъяснять конкретные проблемы нет никакой необходимости – «покупателем» все равно будет не она, а заинтересованные группы в элитах вкупе с элитарной же «общественностью», чье мнение отражается не в массовых опросах, а в СМИ и блогах.

Невозможно заставить бюрократа объяснить что-то людям, на которых ему плевать. Ни политические партии, ни руководство милиции, ни центральные власти, ни даже по большому счету активисты не заинтересованы в том, чтобы избиратель понял в деталях, что происходит на практике и что с этим предлагается сделать. Заинтересованные стороны либо не снисходят до разъяснений вообще, либо убеждают друг друга на профессиональном языке, который понятен только им.

МВД – чрезвычайно закрытая структура. Для того чтобы понять, что происходит внутри обычного УВД, нужно в буквальном смысле включиться в его работу, как это сделал недавно социолог Борис Гладарев, например. И тут же выясняется, что жизнь милицейского участке не похожа на сериал «Менты» даже в той (весьма умеренной) степени, в какой любой американский участок похож на сериал «Закон и порядок», из которого все люди – простые, необразованные – примерно представляют себе, как там все устроено.

А теперь к этим гражданам идет Рашид Нургалиев с опросом: «Как бы вы хотели реформировать милицию?» Не объяснять людям так, чтобы они поняли, и при этом спрашивать, что бы они хотели, чтобы было сделано, – обман и манипуляция. И когда граждан, перед которыми никто ни за что не отчитывается, начинают спрашивать: «Ребята, а что бы вы хотели, чтобы мы сделали?», граждане в соцопросах совершенно правомерно отвечают: «Сделайте хоть что-нибудь». Никакого общественного мнения – кроме мнения о том, что российская милиция никуда не годится, представляет собой существенную угрозу для каждого и для стабильности страны в целом и не заслуживает доверия (по последним опросам, число не доверяющих милиции составляет 75–80%) – так вот, никакого более детального мнения у общества нет и быть не может. Просто потому, что ему не дали ни малейшего шанса таковое сформировать. Результаты соцопроса в системе без обратной связи – это в лучшем случае симптомы болезни, а не запрос на конкретные методы лечения.

Все, что нам может внятно сказать сейчас общественное мнение, – это насколько у него болит и в каких местах. Иначе говоря, какие конкретно действия милиционеров должны прекратиться.

Между тем существуют вполне обкатанные в мировой практике опросные методы, действительно помогающие диагностировать проблемы полицейских сил даже в отсутствие нормальной обратной связи. Общая идея: нужно спрашивать граждан не о том, что они думают и чего хотят, а о том, что они видят вокруг себя и что испытывают в собственной жизни. В развитых странах такие методы носят вспомогательный характер – хватает полицейской статистики и обычных поллов. В России сейчас ни на то, ни на другое полагаться нельзя.

Самый распространенный и хорошо формализованный из таких методов – это исследование виктимизации: респондентам задаются вопросы о том, становились ли они сами жертвой правонарушения в прошедшем году и при каких обстоятельствах, обращались ли в полицию, о причинах, по которым жертва не обратилась в полицию, и об опыте контакта с полицией, если жертва преступления в полицию обратилась, о результатах обращения. Такой опрос позволяет решить две задачи. Во-первых, известно, что далеко не все преступления становятся известны полиции и для разных преступлений доля зарегистрированных случаев существенно отличается, как и для разных социально-демографических групп (это относится и к преступнику, и к жертве). Прямой опрос позволяет собрать данные по разным видам преступлений и получить более точную картину структуры преступности. Во-вторых, в ходе опроса можно увидеть главные проблемы деятельности полиции – как на уровне контакта с гражданами и их доверия к ней, так и на уровне различного отношения полицейских к разным видам преступлений, их успешности или неуспешности в раскрытии таковых. Криминологи в целом считают, что данные опросов по виктимизации отражают состояние дел в полиции существенно лучше, чем полицейская статистика, и что результаты их анализа должны использоваться при ее интерпретации. Может быть, и нам, прежде чем изобретать абстрактные решения на основе крайне ненадежных данных, стоит спросить людей о видимой ими реальности?