Никита Сергеевич и его Манифест
Призрак бродит по России. Призрак консерватизма.
Михалкову больше нечего терять. Мигалку у него уже отобрали. А как она сияла! Как подвывала! Вспыхивала! Улюлюкала! Тенькала. Крутила огнями быстрей, чем детская юла!
Киев! Владимир! Москва! Петербург-Петроград! Москва! Первопрестольная! Святая! Третий Рим! Вавилон! Содом! Гоморра!
Динь-дон! У! Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ему дорогу другие народы и государства.
И вот отняли. Не кружится, не улюлюкает, на крыше машины – темно, тихо, пустыня. Никто не посторанивается, ни один не кричит в испуге. Единственный способ вернуть игрушку – пойти в политику. И Никита Сергеевич написал Манифест.
В Манифестах консерваторов не место исторической, экономической, политической правде. В Манифестах не до точности выражений, не до логики, не до аргументов, Манифест – пламенный мотор, мчащийся по ночной столице, рвущейся то туда, то сюда.
Стилистически Никита Михалков мечется между
- церковной проповедью («Святая Русь» расцвела во Владимире попечением и подвигами великого князя Андрея Боголюбского и, окрепнув в череде столетий, стала сердцем Московского Царства») – с чинными инверсиями и архаизмами, так что на месте патриарха Кирилла я бы насторожилась
- речью слишком уверенного в своих силах политика, не стесняющегося демагогических заявлений («нам следует … заложить основы правосознания у граждан, воспитать в них чувство уважения к закону, труду, земле и частной собственности»)
- суконно-тавтологичным, абсурдистским языком чиновничьего документа (обретение и сохранение собственного достоинства и свободы, уважение и признание чужого достоинства и свободы, соблюдение чести, признание долга, почитание ранга»).
Поэтому дожевать жвачку Манифеста нелегко. То и дело закрадывается шальное: интересно, сам-то он это читал? Кажется, все-таки нет, похоже, застрял еще в самом начале, во Владимирской Руси, на проповеди, дальше – устал. Иначе поправил хотя бы вот это место:
«Вся жизнь в государстве — вот аксиома Петербурга, исток того российского миросозерцания, которое принято называть государственно-консервативным». А мы-то думали, вся жизнь православно-просвещенных консерваторов – во Христе. Нет! В государстве. Теперь так. И возврата к прошлому не будет! Впрочем, ловить Никиту Сергеевича на передергиваньях, неувязках, натяжках – бессмысленно, мимо. В его Россию, как и ему самому, можно только верить! Без занудных сверок и очных ставок.
Хотя гораздо больше хочется верить в то, что Никита Сергеевич найдет в себе силы и все-таки пере- (до-?) читает «Манифест». Обдумает. Привыкнет ездить без мигалки. И в конце концов все это у него пройдет, как дурной, стеклянным взором колдуна навеянный сон.
И да поможет ему Бог!