"Зеленый шатер": писателей много, Писатель один
Мы все всё знаем. И раздражаемся, когда кто-то учит нас жить или лечит. Но в данном случае все время ловлю себя на неожиданном, юношеском ощущении: а вот с ней я, пожалуй, и поговорила бы! Не по-журналистски, конечно, по-журалистски-то сто раз говорила – по-человечески. Может, даже посоветовалась кой о чем. Побыла бы при старшем младшей с огромным удовольствием.
И судя по всему я такая далеко не одна. Попить чаек в ее шатре выстроилась очередь. Да, я об Улицкой, конечно. О ее новой книге. Но вовсе, замечу, не о литературе.
«Зеленый шатер» уже больше месяца остается на верхушках рейтингов продаж по версии самых разных книжных магазинов – и электронных, и обыкновенных, земных. Позади оказался даже свеженький Пелевин, щедро разливающий публике ананасную воду, даже Акунин, крутящий за фильмой фильму. На вечере Людмилы Евгеньевны в Библиотеке иностранной литературы случился аншлаг, на недавнюю встречу с ней в Высшей школе экономики тоже набился зал в 400 человек, ее интервью Льву Данилкину стало одним из самых резонансных и ярких среди данных писателями за последние годы. И не говорите, что эти набитые залы - сущие крохи, что Донцову и Коэльо все равно читают в десятки раз больше – ну, и что? Зато те, кто читает не Донцову, выбирают именно Улицкую. Им с ней интересно. И это радостно. Про это приятно думать: почему? Почему так – аншлаги, тиражи?
В общем понятно, почему. Старая добрая репутация – само собой. Но конечно же, далеко не только это. Людмила Евгеньевна – единственная из всей пишущей братии - похожа не на великого, не на гениального, просто – на Писателя. Такого, к какому мы, воспитанные на русской классике, привыкли и какого – как выясняется – очень хотим. С четкой позицией, которую Улицкая всегда очень жестко и элегантно формулирует. С ясными взглядами на человека, историю, государство. Не атеиста. С изрядной долей гражданского мужества (переписывалась с Ходорковским). С живым и, кажется, абсолютно искренним интересом к другим – людям, взглядам. Наконец, с понятными той части общества, которую только обществом и можно назвать, книгами – о человеческих судьбах, отношениях, вообще о человеческом измерении истории, религии, идеологии. Но не только о человеческом. Наложив на книги Улицкой, например, прозу другой, сопоставимой и по тиражам и по популярности писательницы, Дины Рубиной, становится заметен зазор, видно, почему влиятельна все-таки Улицкая, а не Рубина. Потому что Улицкая всегда говорит больше, чем о людях и отношениях, она не просто рассказывает пронзительные человеческие истории. Но еще и ставит вопросы. Еще и смотрит на человека в перспективе вечности и большего, дальнего смысла происходящего. Вот за это ей так и благодарны читатели, за указание на возможность и неоспоримую важность этого Смысла. Перед этим отступают вопросы о романной мощи, о формальных художественных инновациях (их у Улицкой не найти), о новизне или неожиданности ее взглядов – они у нее достаточно тривиальные, но ведь и вечные истины, как заметил однажды Честертон, вполне тривиальны. Но такое уж у этих истин свойство – кто-то их должен терпеливо повторять обществу, чтобы оно не забыло, не зажевало их совсем.
Улицкая взяла на себя эту неблагодарную, тяжкую роль. Не похоже, чтоб охотно, это вам не Солженицын, с юных лет мысливший себя пророком и учителем – нет, ее вытолкнула на амвон сама история и совершенно кошмарная пустота вокруг. Большие, крупные писатели, пишущие по-русски, у нас есть, есть несколько, но вот - Писатели…? Такая у нас одна. Нет, не стану становиться в очередь, поберегу ее время и силы, подниму свою чарочку издалека - Ваше здоровье, Людмила Евгеньевна!