Объединение московских аэропортов выгодно возникающей монополии

В последний месяц конфликт вокруг аэропорта «Домодедово» получил новое развитие. В отчете Счетной палаты ситуация, в которой основными владельцами аэропорта являются офшорные компании, названа «недопустимой».

Сложившийся нарратив – то, каким образом закрепилась эта история в сознании массового читателя заметок о происходящем в российском бизнесе и его окрестностях, – выглядит примерно так. Небольшая частная компания, занимавшаяся мелким бизнесом при устаревшем и приходящем в упадок аэропорте (и это на фоне резко возросшего авиатрафика через Москву!), постепенно получила контроль и, реинвестировав миллиарды долларов из собственной прибыли, превратила его в лидера отрасли. Те, кто летал из «Домодедово» всего 10 лет назад, оценят превращение Золушки в прекрасную принцессу. Более того, только это превращение «Домодедово» в современный аэропорт (и переход туда нескольких крупных авиакомпаний) заставило владельцев других аэропортов начать переустройство своих терминалов и строительство новых. Теперь, гласит нарратив, «государство» в лице компании, контролирующей два других крупнейших аэропорта – «Внуково» и «Шереметьево», – пытается этот успешный бизнес захватить. Как уже принято в последние годы, комбинация угроз со стороны регулирующих и правоохранительных органов и предложений со стороны каких-то бизнесменов-посредников должна привести к тому, что владельцы успешного бизнеса получают за него цену ниже «рыночной» – той, за которую они могли бы продать свой бизнес кому-то другому.

Нет сомнений, что это плохое развитие событий. Вред от захвата бизнеса состоит не в том, что кому-то недоплатили. В конце концов, каждый рубль, не заплаченный продавцу, – это рубль, оставшийся у покупателя; никакой потери эффективности в этом нет. Основной вред состоит в тех инвестициях и усилиях, которые не будут сделаны в будущем, потому что бизнесмен, который сегодня задумывается о том, не подобрать ли какое-то заброшенное и разворованное предприятие или сделать какие-нибудь вложения во что-то новое, не захочет этого делать, глядя на мучения «Ист-лайна». (А если он все-таки решится делать инвестиции, то, опасаясь будущего захвата, станет строить непрозрачную структуру собственности, недоинвестировать до оптимального уровня, храня деньги за границей, и т. п.).

Это все правильно, но этот нарратив, к сожалению, оставляет незамеченной еще одну, не менее важную проблему. Предположим, что будущий холдинг, включающий «Внуково» и «Шереметьево», расплатится с владельцами «Домодедово» без участия прокуратуры, Счетной палаты, ФАС и т. п., т. е. по рыночной цене. Это возможно, потому что прибыль возникающей в этом случае монополии (компании, объединяющей крупнейшие аэропорты вокруг Москвы) выше, чем суммарная прибыль аэропортов-конкурентов. Им действительно выгодно объединиться. Кому же это не выгодно? Нам, потребителям, которым в этом случае придется получать сервис более низкого качества и при этом платить за него больше, чем платим сейчас. Пример с «Домодедово» сложен для восприятия – аэропорты конкурируют не непосредственно за конечных потребителей, а за авиакомпании. Тем не менее платят в конечном счете за все именно граждане – и те, кто летает, и те, кто остается дома из-за слишком высокой цены на авиабилеты.

Итого – это будет плохо, если владельцы «Ист-лайна» не получат при поглощении его мегахолдингом полную цену за свой аэропорт. Однако само создание аэропортовского мегахолдинга – еще более печальная перспектива. Антимонопольная политика по большому счету – очень простая вещь. Для нее даже не нужно специального антимонопольного ведомства. Достаточно, чтобы госорганы не участвовали в создании монополий. Монополии, которые возникают рыночным путем – например, из-за технологического прорыва, – отлично исчезают под давлением конкурентов, когда их права не защищаются специально правительством. Не надо, главное, самим создавать монополии.