Одна из ключевых проблем современной России – высокое неравенство. Оно хотя и не выросло за нулевые годы, все же остается достаточно высоким. Ключевой показатель неравенства – коэффициент Джини в последние 10 лет колебался на уровне 0,40–0,42, что немного ниже уровня США, существенно ниже, чем в Бразилии, но все же существенно выше, чем в Европе. Подавляющее большинство россиян (98% в опросе ФОМ 22–23 января) считают такой уровень неравенства слишком высоким. В опросе ФОМ 26–27 марта «социальное расслоение» занимает 5–6-е место из 20 – сразу после низкого уровня жизни, безработицы, инфляции, коррупции, проблем экономики в целом, наравне с жилищными проблемами, опережая проблемы образования, здравоохранения, ЖКХ, преступности и терроризма, алкоголизма и наркомании.
По всей видимости, россияне понимают, что дело не только в высоком неравенстве доходов, но и в неравенстве возможностей. Стало общим местом говорить, что для того, чтобы добиться успеха в современной России, надо родиться в семье олигарха или чиновника (чего стоят карьерные успехи детей Сергея Иванова, Михаила Фрадкова, Николая Патрушева, Валентины Матвиенко и др.!). То, что в России выходцам из бедных семей трудно пробиться наверх, недавно признал и премьер-министр Путин, сделав «создание социальных лифтов» одним из трех ключевых приоритетов вновь учреждаемого Агентства стратегических инициатив.
Как правило, российскому «яблоко от яблони недалеко падает» противопоставляется «американская мечта». Хотя уровень неравенства доходов в США не ниже, чем в России, сами американцы считают, что это неравенство отражает неравенство результатов, а не неравенство возможностей. Иными словами, успеха добиваются те, кто лучше работает, или те, кто более талантлив.
Как измерить равенство и неравенство возможностей? Для количественных оценок обычно используется так называемая межпоколенческая эластичность. Исследователи собирают данные по доходам детей и родителей и изучают, на сколько процентов выше доходы детей богатых родителей по сравнению с детьми бедных родителей. Иными словами, если в одной семье доходы выше на 1%, чем в другой, межпоколенческая эластичность говорит о том, на сколько процентов будут отличаться доходы их детей. Если доходы детей не зависят от доходов родителей (полное равенство возможностей), то эта эластичность равна нулю. Если же расслоение полностью сохраняется, то эластичность равна единице. Оказывается, что в США межпоколенческая эластичность на уровне 0,45, т. е. корреляция между доходами детей и родителей достаточно высока. Впрочем, многочисленные опросы показывают, что это не сильно беспокоит американцев: они считают, что самые богатые американцы добились всего своим трудом, а не за счет, например, доходов от унаследованного богатства. Эти результаты подтверждаются и недавним исследованием экономистов Тома Пикетти и Эммануэля Саеца. Они показывают, что в последней четверти XX в. в доходах самых богатых американцев резко выросла доля трудового дохода. (Правда, после недавнего кризиса отношение американцев к доходам – по крайней мере, банкиров – существенно изменилось.)
Можно ли добиться и равенства возможностей, и равенства доходов? Часто говорят о том, что этого удалось добиться в «нордической модели» капитализма (см. нашу статью «Характер нордический» от 2 марта 2010 г.). Эта модель отличается открытыми и гибкими рынками (в том числе открытостью к внешней торговле и гибким рынком труда), высокими расходами на образование и здравоохранение и щедрой поддержкой безработных. Поэтому межпоколенческая эластичность в Финляндии, Швеции и Норвегии, а также в Австралии и Канаде (которые используют аналогичную модель социально-экономического устройства) находится в диапазоне 0,2–0,3, а в Дании – вообще 0,12.
Недавняя статья шведских исследователей Андерса Бьорклунда, Йеспера Ройне и Даниеля Вальденстрома изучает этот вопрос более детально. Они рассматривают доходы 100 000 шведов, родившихся в 1960–1967 гг., и сопоставляют их с доходами их отцов. Оказалось, что в целом шведская модель капитализма работает достаточно хорошо – межпоколенческая эластичность находится на уровне всего лишь 0,26 (это существенно ниже, чем в Америке). Но оказалось, что 0,26 – это «средняя температура по больнице», которая отражает равенство возможностей для общества в целом, но не для самых богатых шведов. Если посмотреть на 1% самых богатых шведов, то у них эта эластичность будет уже на уровне 0,6. А если посмотреть на 0,1% самых богатых, то она уже становится равной 0,96!
Подробные данные Бьорклунда и соавторов позволяют не только зафиксировать устойчивость распределения доходов «на самом верху», но и понять механизмы, которые обеспечивают эту устойчивость. Почему яблоко недалеко падает от яблони? Что богатые родители передают своим детям? Богатство? Гены? Воспитание и интеллект? Для того чтобы ответить на этот вопрос, исследователи рассматривают эластичность разных компонент дохода сына (трудового или рентного/процентного) по доходам отца, также рассматривают аналогичную эластичность и для интеллектуальных способностей сына. При этом интеллектуальные способности измеряются несколькими способами: наличием высшего образования, результатами тестов IQ и оценкой некогнитивных навыков (психологическая адекватность и устойчивость) – последние две оценки выставляются каждому шведскому мужчине при прохождении обязательных призывных тестов.
Оказывается, что основной канал передачи неравенства – это богатство. В этом случае корреляция достигает 0,9. В то же время интеллектуальные способности не передаются по наследству. Корреляция высшего образования сына с доходами отца равна нулю (это, впрочем, понятно, так как у всех детей богатых шведов высшее образование есть). А вот IQ и некогнитивные навыки отрицательно коррелируют с доходами родителей (эластичность -0,1)! По-видимому, это связано с «регрессией к среднему». В основном в 0,1% самых богатых шведов входят люди, выдающиеся по всем показателям. Повторить их интеллектуальные способности их отпрыскам уже не удается – на них природа отдыхает. Но и детям не надо расстраиваться – унаследованное богатство с огромной вероятностью оставит их в верхней 0,1% распределения доходов.
Таким образом, даже в Швеции на самой вершине распределения доходов по-прежнему сохраняется устойчивое расслоение. При этом устойчивость этого расслоения обусловлена передачей детям не навыков и знаний, а активов. Почему такое состояние вещей устраивает остальных шведов? Все очень просто – ведь для остальных 99,9% шведов работает закон (почти) равных возможностей, межпоколенческая эластичность равна только 0,26. Будем надеяться, что хотя бы такую же модель (почти равных возможностей) удастся построить и в России.