От редакции: Слабое государство, сильные люди

Высокопоставленный государственный деятель, занимающий де-факто третий пост в государстве, предлагает свой рецепт борьбы с преступностью: Александр Торшин готов разрешить россиянам покупать и использовать для самообороны огнестрельное оружие (см. его статью в номере от 20.07.2011 на стр. 04). Если учесть, что в Госдуму недавно внесли поправки в закон «Об оружии», разрешающие приобретение короткоствольного пулевого оружия, можно говорить о тенденции.

Легализация оружия, по мнению ее сторонников, повышает защищенность законопослушных граждан при встрече с преступниками. В этом случае включается принцип сдерживания: если преступник подозревает, что потенциальная жертва вооружена, он не станет нападать. Еще один традиционный довод – свободное владение оружием в США, Германии, Швейцарии, дореволюционной России и легализация гражданского оружия в некоторых республиках бывшего СССР. Противники свободного оборота опасаются всплеска насилия и обвиняют оппонентов в лоббировании интересов продавцов оружия.

Статистика не дает однозначного ответа на вопрос о влиянии свободного владения оружием на преступность. В частности, число убийств и тяжких насильственных преступлений на душу населения в США выше, чем в Швейцарии и Германии, где оружие у граждан есть, и опять-таки выше, чем в других европейских странах, где оружия у граждан нет. Во-первых, опыт других культур вообще, как правило, напрямую неприменим. А во-вторых, ссылаться на США и Швейцарию просто некорректно – есть ведь и другие страны.

Сам по себе свободный оборот оружия еще не гарантирует безопасности. С определенными ограничениями оружие доступно, например, в Мексике и Бразилии, государствах не самых безопасных для собственных граждан и туристов. Оружие легко доступно в Афганистане и Сомали! Сторонники американского опыта должны понимать, что свобода обращения с оружием дополняется в этой стране не только сложившейся культурой, но и эффективной полицией и – что еще важнее – независимым правосудием, которое строго карает за нарушения и злоупотребления правом на самооборону.

В государствах Балтии и в Молдавии законы, разрешающие оборот оружия, были приняты в 1994–1996 гг. Статистика убийств в 1998 г.: в Эстонии – 19 человек на 100 000 жителей, в Латвии – 13, в Литве – 8,6, в Молдавии – 14.

Неплохо, если сравнивать с Россией, где в 2000 г. от преступных посягательств погибли 50 человек из 100 000. К 2009 г. уровень убийств в Эстонии и Литве снизился до 5,6 человека на 100 000 жителей, в Латвии – до 5,9, в Молдавии – до 6,7, в России – до 22. Но это значительно больше, чем в бывших социалистических странах, где нет свободного оборота оружия, – Словении, Польше и Македонии (0,5, 1 и 1,3 соответственно). Кроме того, в 2007–2009 гг. уровень убийств и других насильственных преступлений в Молдавии вырос на 10–15%, хотя приобретение оружия не ограничивали.

Еще одно важнейшее обстоятельство: любое регулирование в тотально коррумпированной стране – это всего лишь «ценник». Американский или немецкий опыт нам не указ, потому что любые разрешения и справки в России продаются и покупаются. Рынок таков, что человек с медицинскими противопоказаниями или криминальным прошлым обойдет закон.

Возможно и другое понимание вопроса, на которое, как нам кажется, намекает Торшин. События в Сагре, и не только они, продемонстрировали неспособность правоохранителей бороться с преступниками, их сращивание с криминальными группировками. По сути дела, признает сенатор, государство не справляется со своими обязанностями. Государство по известному определению обладает монополией на легитимное насилие. Означает ли это, что российское государство готово легализовать свой отказ от этой монополии, признать свою слабость и узаконить «право сильного»? Готовы ли мы выбирать между «правом сильного» и правами человека – каждого, необязательно сильного, – которые как раз и призвано защищать сильное государство.