Кеннет Рогофф: Природа кризиса – долговая
Почему до сих пор мы называем продолжающийся финансовый кризис «великой рецессией»? Появление этого термина вызвано ошибкой при установлении диагноза болезни, которой охвачены Соединенные Штаты и другие страны. Плохой диагноз ведет к ошибочным прогнозам и неверной политике.
Слова «великая рецессия» создают впечатление, что экономика находится в обычной рецессии, только более глубокой, чем обычно, – та же простуда, только сильная. Именно поэтому выводы аналитиков и предположения прогнозистов, которые пытались строить аналогии с послевоенными рецессиями, оказались настолько далекими от реальности. Более того, многие политики исходили из того, что имеют дело с глубокой рецессией, с которой можно справиться, используя обычный инструментарий бюджетных ресурсов, только делая это энергичнее, чем обычно.
Но подлинная проблема состоит в том, что глобальная экономика перегружена долгами. Быстрого решения нет, если не прибегнуть к какому-либо из способов перераспределения средств от кредиторов к должникам – т. е., проще говоря, к дефолтам, частичным дефолтам или инфляции.
Более точным, хотя и менее обнадеживающим, названием для продолжающегося кризиса является словосочетание «второе большое сжатие» (Second Great Contraction). Совместно с Кармен Райнхарт мы предложили этот термин в нашей книге «На этот раз все будет иначе» (This Time is Different), исходя из того, что мы находимся в сильном финансовом кризисе, а не в типичной рецессии. «Первым большим сжатием» была как раз Великая депрессия – это было доказано Анной Шварц и покойным Милтоном Фридманом. Процесс «сжатия» охватывает не только объемы производства и уровень занятости, как при обычной рецессии, но и кредит. На долговую разгрузку после таких кризисов обычно уходит много лет.
Зачем вообще спорить о словах? Представьте себе больного воспалением легких, которому поставлен диагноз ОРЗ. Этот человек не будет осознавать опасности, в которой находится его здоровье, не примет нужных лекарств и будет думать, что быстро восстановится. При обычной рецессии возобновление роста предполагает скорое возвращение к нормальному функционированию. Экономика не только отыгрывает потерянное, но примерно в течение года возвращается к долгосрочному тренду роста.
Но при типичном глубоком финансовом кризисе ситуация иная. Как мы показали в книге, экономике обычно требуется более четырех лет, чтобы вернуться к докризисному уровню подушевого дохода. На сегодняшний момент если взглянуть на широкий спектр макроэкономических переменных, включая объем производства, занятость, долговую нагрузку, цены на жилье, то можно убедиться, что наши количественные ориентиры, основанные на прежних послевоенных финансовых кризисах, оказались более верными, чем ориентиры, основанные на логике обычной рецессии.
Многие комментаторы говорили, что бюджетное стимулирование не сработало не потому, что это было неверное лекарство, а потому, что вливания были недостаточными для «великой рецессии». В действительности дело в том, что при «большом сжатии» главная беда – перегруженность долгом. Самый эффективный способ распорядиться ограниченным ресурсом для правительств, сохраняющих высокие кредитные рейтинги, – заняться снижением долга.
К примеру, правительства могут облегчить процессы списания ипотечных долгов в обмен на долю в будущем приросте цен на жилье. Аналогичный подход возможен и в применении к целым странам. Избирателей в богатых странах Европы можно было бы убедить согласиться на еще большую сумму, необходимую для долговой разгрузки Греции (достаточно большую, чтобы она сработала), в обмен на более высокие выплаты в перспективе 10–15 лет в случае, если рост греческой экономики выйдет на определенный уровень.
Есть ли какие-то альтернативы топтанию на одном месте и нерешительности? Еще в декабре 2008 г. я писал, что единственный практический способ сделать наступающий период болезненной долговой разгрузки и слабого роста менее болезненным и долгим – это контролируемый скачок инфляции в США: например, на уровне 4–6% на протяжении нескольких лет. Конечно, инфляция – это несправедливый и произвольный процесс перераспределения дохода от кредиторов к должникам. Но приходится признать, что это самый прямой путь к скорейшему выздоровлению экономики. В конце концов этот процесс будет происходить тем или иным путем – и Европа уже начала отдавать себе в этом отчет.
Готовность пойти на ограниченно ускоренную инфляцию некоторые наблюдатели считают чем-то вроде ереси. Но «большие сжатия» в противоположность рецессиям – это крайне редкие явления. Они случаются раз в 70 или 80 лет. В такие моменты центробанкам приходит пора растратить часть финансовой репутации, накопленной за «обычные» годы.
Всеобщая готовность мгновенно согласиться с диагнозом «великой рецессии» была связана с тем, что большинство аналитиков и политических деятелей видели происходящее в неверном свете. К сожалению, на сегодняшний день уже хорошо ясно, насколько они были не правы.
Признание того, что мы видели проблему в неверном свете, – первый шаг к решению. История свидетельствует, что рецессии часто получают новые имена после того, как пыль оседает и подлинные очертания явления становятся очевидными. Возможно, на этот раз дым развеется быстрее обычного и мы откажемся от ярлыка «великой рецессии» и заменим его чем-то более соответствующим реальности, например «большим сжатием». Конечно, сейчас уже слишком поздно отыгрывать назад неверные прогнозы и ошибочные политические решения, которыми был омрачен финансовый кризис. Но никогда не поздно начать действовать в правильном направлении.