От редакции: Кавказский замкнутый круг

Полпред президента на Северном Кавказе и вице-премьер Александр Хлопонин за время своего наместничества открыл немало теневых сторон повседневной жизни региона.

В феврале 2010 г. он назвал три ключевые проблемы Кавказа: высокая дотационность экономики, высокий уровень безработицы и тотальная коррупция. Частые вылазки боевиков полпред объяснял также активностью криминалитета и деятельностью иностранных спецслужб. Вчера Хлопонин признал, что местный бизнес платит миллиарды рублей не казне, а боевикам. По его словам, теневые схемы позволили местному бизнесу недоплатить в региональные бюджеты около 8 млрд руб. акцизов и около 10 млрд руб. налога на добавленную стоимость в федеральную казну. «Все, что у нас сегодня на Северном Кавказе происходит в части подпитки экстремизма и терроризма, – это вопросы, в меньшей степени связанные с идеологией, а в большей степени – с финансовыми переделами рынков, что у нас происходит повсеместно», – заявил Хлопонин (цитата по «РИА Новости») и попросил подчиненных усилить профилактическую работу в этом направлении.

Вчера же генпрокурор Юрий Чайка заявил, что плохая криминальная ситуация на Кавказе обусловлена высоким уровнем безработицы и низким уровнем зарплаты, а существующая там коррупция способствует распространению терроризма.

Многие чиновники высокого ранга, в том числе полпред, президент и генпрокурор, регулярно клеймят коррупцию, клановую систему власти, рост экстремизма и неэффективное расходование многомиллиардных государственных средств на Северном Кавказе. Порой создается впечатление, что они просто переставляют эти слагаемые в причинно-следственной цепочке.

Высокий уровень безработицы и низкие темпы развития экономики на Северном Кавказе обусловлены в том числе тем, что бизнес находится под двойным давлением и вынужден одновременно платить ренту и местным властным кланам, и боевикам. Изощренные схемы, по словам экспертов, в регионе не нужны. Легальные спиртоводочные производители реализуют часть продукции с фальшивыми акцизными марками, предприниматели договариваются с налоговиками о размерах штрафов, занижая доходы. Места нелегальных производств известны местным жителям и властям. Госорганы в некоторых проблемных регионах и населенных пунктах даже не пытаются взимать транспортный налог.

Проблема в том, что государство вопреки громким декларациям не может подорвать идеологическую и экономическую базу терроризма и снизить уровень насилия в регионе. Крупные предприниматели, простые обыватели и даже представители власти, занятые дележом бюджетных трансфертов, вынуждены платить «лесной налог» боевикам и радикальному подполью, опасаясь за свой бизнес и одновременно за жизнь и здоровье родственников. Насилие и угроза его применения остаются эффективным методом взимания ренты.

Как выйти из замкнутого круга, при котором стагнация экономики, отсутствие действующих социальных лифтов и высокий уровень насилия приводят к постоянному его воспроизводству? Как обуздать насилие в ситуации, когда оно не институционализировано и применяется сразу несколькими сторонами? Дуглас Норт, Джон Уоллис и Барри Вайнгаст в книге «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» пишут, что мировая история знает несколько удачных попыток ограничения насилия за счет передачи части доходов (или ренты) одному из потенциальных агентов насилия.

В частности, в переходный период, после ухода Пиночета с президентского поста в 1989 г., чилийская армия за свое невмешательство в политику получала 10% доходов с государственных медных рудников при одновременном допущении частных компаний в отрасль. Были и неудачные попытки: на Филиппинах в 1980-х гг. и в Бангладеш в 1990-х. На российском Северном Кавказе взимание официальной ренты уже доверено местным руководителям и силовикам, проблема в том, что эта рента прямо зависит от уровня насилия.