Михаил Фишман: Наступление улицы
Все ждут неприятностей. Кризис – вот лейтмотив любого ответственного прогноза. Его понятная формула: упадет цена на нефть, вслед за ней – социальные гарантии, а затем улица перейдет в наступление. Звучит очень реалистично. Хочется только добавить, что это происходит уже сегодня.
Для пересмотра социального контракта в России, как выяснилось, хватило отсутствия значимых темпов роста. Их нет с осени 2008 г., и накапливаемая годами общественная фрустрация просачивается наружу. Да, бунтов как будто нет. Но раздражение растекается по стране и уже подтапливает тефлоновый рейтинг Владимира Путина, еще даже не заступившего на свой то ли третий, то ли четвертый срок.
Это беспокойство неосмысленно, оно носит смутный характер. Грубо говоря, людям ясно, что все не так, как должно быть. Озлобленному человеку, чтобы сорваться, достаточно конкретной причины. У нарастающего кризиса тоже есть теперь четкий лозунг: коррупция! Раньше с ней мирились, теперь она вводит в ярость.
Коррупция стала метафорой разрушения социального мира, воплощением всех бед – скорее грядущих, нежели нынешних. Конечно, основания для недовольства есть, и вполне реальные: в насквозь коррумпированной системе базовые гражданские права перестают работать, не будучи подкреплены возможностями и ресурсами. Торжествует несправедливость.
Это понятно. Но дело все же не только в самой коррупции. Кричать «держи вора!» – это удобно. Тем более что кричать можно в воздух, а воры – это такая абстракция. Да, недоверие направлено главным образом на правоохранителей и чиновников. Но в том, что касается агрессии и насилия, они в очереди не первые.
Год назад на Манежной площади сапогами по лицу били вовсе не тех, кто за взятку отпустил на свободу подозреваемых в убийстве фаната Егора Свиридова. Эту картину дополняет громкая трагическая история Жанны Суворовой, которая недавно в московском Бирюлеве сбила насмерть двух молодых людей, внезапно выскочивших под колеса.
Толпа едва не разорвала девушку на части. Авария – ужасный несчастный случай – переросла в беспорядки. Судя по всему, едва ли не основным их мотивом было подозрение, что виновница откупится от возмездия. Mercedes (видимо, важно, что это был именно Mercedes), в котором она укрылась, громили под тем предлогом, что ее необходимо сфотографировать.
Где проходит граница между линчеванием, погромом и бунтом? Есть опасность, что бирюлевская драма представляет собой модель развития социального кризиса в России. В частности, это модель реакции властей, которые тоже боятся сплоченных, агрессивных и сильных: когда выяснилось, что погибшие связаны с фанатским движением, Суворову трусливо оставили под арестом.
Но еще важнее, что чем дальше, тем отчетливее проступают контуры группы риска. Это приезжие, до которых никому нет дела и за которых некому заступиться. И это состоятельный средний класс, который живет без охраны и без мигалок и тоже не умеет за себя постоять. В общем, все те, кто в отличие от чиновников, фанатов и полицейских не умеет атаковать или защищаться.