Андрей Колесников: Трехпроцентный народ
Власть, ее партию, ее лидеров освистывают в прямом и переносном смыслах. Чтобы найти человека, довольного начальством, нужно его долго искать. Но рейтинги власти, хотя и не стоят на месте, падают медленнее, чем можно было бы ожидать. И даже непонятно, тенденция ли это.
Объяснения простые. Страна – огромная. И то, что кажется понятным жителям больших городов и некоторым продвинутым социальным стратам – государственная власть отстает от развития и запросов общества, – совершенно неочевидно для других бесчисленных групп населения гигантского государства. Кроме того, даже глухое недовольство и свист не равнозначны действию – голосованию, выходу на улицу, интернет-мобилизации. И не всегда это недовольство отрефлексировано: все плохо, а кто виноват и что делать – непонятно. А раз непонятно, так и шут с ним: политический цинизм порождает политическую апатию.
Больше того, как сказал недавно в узкой аудитории один из творцов нынешней политической системы, человек умный, холодный и технологичный, против власти с либеральных и демократических позиций выступает на самом деле всего лишь 3–4% населения. Просто они слишком шумливы, как он выразился на диалекте экспортно-ориентированной российской элиты, – noisy.
Возможно, это и так. Те самые 20% демократически ориентированного электората, о котором говорилось и в эпоху выборов 2003 г., и в 2007 г., растворились на вымороженных просторах путинской России, встроились в предлагаемые обстоятельства или сидят себе на берегу осеннего Средиземного моря, отложив в сторону iPad, бубня себе под нос: «Нынче ветрено и волны с перехлестом...», потягивая портвейн и посасывая сигару, которой угостил такой же уставший от родины сосед по анклаву русских вилл. Но дело не в количественных характеристиках оставшихся на родине либералов, бушующих на митингах, засоряющих «Фейсбук» и витийствующих в кафе. Дело в характеристиках качественных.
Советская система обрушилась не только под бременем оборонных расходов и от невыносимой легкости нефтяных цен. Она морально и идейно устарела. Причем в слове «морально» содержится семантика не только физического износа, но и инфляции нравственной. Не в меньшей степени, чем экономический милитаризм и нефтяная наркомания, ее подкосили семь, всего лишь семь человек из более чем 240-миллионного советского народа, которые вышли на Красную площадь 25 августа 1968 г. Демонстрация того, что в стране есть люди, думающие по-другому, нежели толпа из гебистов и зевак-обывателей, шипевших в спину заталкиваемым в «Волги» семерым: «Живут у нас, едят наш хлеб, а такие вещи вытворяют» (цитата из показаний свидетелей на процессе), уже подорвала основы режима.
За 12 путинских лет народ превращен в такую же толпу обывателей. Но достаточно небольшого числа задумывающихся об альтернативе людей, чтобы толпа обывателей снова превратилась в народ. Ценности семерых вышедших на площадь менее чем два десятилетия спустя стали идейным мейнстримом во всей стране, тем потоком, который снес систему, казавшуюся вечной и удобной обывателю. А уж трех процентов населения вполне достаточно для того, чтобы изменить страну.