Николай Малинин: Замкаднутый круг

Почему у Москвы нет внятной модели примыкания пригорода к городу

Ты будто десантируешься за город. И уже не знаешь, откуда ждать подвоха: то ли автобус не придет, то ли водка окажется паленой

Какой будет Москва – зависит совсем не от того, что там Институт Генплана вычертит, а от того, куда Абай Кунанбаев укажет. Время удивительное: в кои-то веки мы решительно не знаем, что же будет с Родиной и с нами. И именно поэтому такая вроде бы актуальная тема, как расширение Москвы, кажется мне такой унылой и выморочной. Конечно, планировать нужно. Но нет никакого смысла прикидывать далекое будущее, когда у нас нет внятного понимания будущего ближнего. Или хотя бы ближних пространств.

Ближайшее к городу пространство – пригород. Недавно мы целый день колесили под Амстердамом. Естественно, на велосипедах, на чем же там еще колесить. Велосвобода – великое завоевание тамошней демократии. Структурообразующее, хотя и не очевидное. Если к другим знаменитым голландским свободам турист приобщается с интересом (в кафе-шопах или кварталах красных фонарей), то в этой вроде бы нет ничего экзотического. На велосипедах тут ездят все в любое время года, и никто не выпендривается своим двухколесным другом. Что, с точки зрения русского туриста, вообще полный абсурд.

Но эта велообщность отлично работает. Она – и социальный инструмент (сравните с Москвой, где между пешеходами и автомобилистами пролегает глубокая классовая пропасть), и, простите, инфраструктурный. Это не пара велодорожек в парках и не одноразовая «велоночь», это цельная система, восхищающая связностью и однородностью. Ты катишь себе вдоль берега Амстела, жилые кварталы сменяются парками, потом начинаются коттеджи, затем – полдеры… Но при этом дорожки не становятся хуже или уже, а навигация не превращается в рекламу близлежащего ресторана.

Скачут зайцы, толпятся овцы, коровы, лошади, на бреющем полете идут аисты. И все это ты свободно созерцаешь, поскольку нет никаких заборов. Конечно, все оно чье-то, и ты не волен разложить костер на приглянувшемся холме. Но при этом никто не перекроет тебе выхода к реке, не загородит панораму. Голландцы накрепко связаны с землей: они отвоевали ее у моря и дорожат ею чрезвычайно. Но именно поэтому она у них общая. Слово «землеустройство» звучит здесь как молитва. Иначе они просто утонут.

Если вернуться к Москве, то становится очевидно, что у нас попросту нет внятной модели примыкания пригорода к городу. Москва кончается резко – и также резко начинается область. Качество жизни падает, причем навсегда. До самых до окраин, чтоб уже не подняться. Меняется все – люди, продукты, понятия. Ты будто десантируешься за город. И уже не знаешь, откуда ждать подвоха: то ли автобус не придет по расписанию, то ли водка окажется паленой. Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид.

Блаженное в детстве понятие «Подмосковье» сменилось удушливым «Замкадьем». Загородная жизнь скукожилась до 6 соток: гулять негде, да и смотреть больше не на что. Все хотели бы там жить (воздух хоть чуть, да почище), но делать там нечего, а в Москву таскаться – никаких нервов не хватит. Замкнутый круг. И в этом смысле совершенно неважно, куда Москве расширяться – вправо или влево, параболой Ладовского или «юбочкой» Собянина. Пока мы не уясним, как это изменит качество жизни (как в Москве, так и в области), все это будет оставаться унылой Г-образной абстракцией.

Автор – архитектурный критик