Если вышел на улицу как художник, некрасиво прикрываться протестом
В субботу прогулялась по бульвару с художниками как зритель акции «Кочевой музей современного искусства». Мне не понравилось, о чем разумнее было бы промолчать.
Говорю во дворе дома два в Бобровом переулке - месте сбора и пресс-конференции - коллеге, тоже пишущей об искусстве, что работ хороших нет, а она - зато у художников есть гражданская позиция. Но разве этого достаточно, чтобы попасть в музей? Даже в передвижной?
Возглавлявший бульварное шествие Сергей Якунин был, конечно, абсолютно прекрасен, толкая перед собой дивную тележку с драным пропеллером. Этот пронзительно кроткий объект «Происхождение мастера» смотрелся чистым Росинантом с цитатой из Платонова на боку и равных ему работ у кочевников не было.
Якунин – давно любимый книжный и театральный художник, и сразу видно – исключительно порядочный человек. Вообще, все художники - участники акции оказались очень симпатичными, художницы – сплошь красавицами, и не только Марина Звягинцева, которой нашлись помощники толкать железную кровать с сеткой из колючей проволоки по бульварным колдобинам. Яркая красота автора и живые цветы на ее произведении рождали неуместные и непротестные садо-эротические ассоциации.
Большинству художников пришлось с трудом двигать свое искусство по изношенным бульварам и щербатым тротуарам, но они были вознаграждены небывалым вниманием прессы. Чемпионом по интервью стал даже не организатор шествия Юрий Самодуров, юношески расцветающий перед камерами и микрофонами куратор прославленных выставок, которые мне часто не нравились (признаться в этом было невозможно – Самодурова за них судили). Медиагероем дня стал Сергей Капков, новый начальник московской культуры. Легко неся свою раннюю полноту, он прошел с карнавальным караваном половину пути и по-английски покинул его вместе со спутницей, чья откутюрная желтая кофточка – одно из приятнейших художественных впечатлений того дня.
С появлением начальника сразу стало понятно, что «Кочевой музей» - действие культурное и легитимное, а не протестное и опасное. Но все равно я бы не разрешила художникам-школьникам ехать в сооруженном ими игрушечном белом танке по центру Москвы. Однако где-то рядом шел детский омбудсмен и заслуженный педагог Евгений Бунимович, ему виднее.
Одно кочующее произведение я не сумела сразу оценить по достоинству. Самую подходящую к случаю работу сделал Олег Кошелец – он вез груду крашеных грабель и раздавал их всем желающим, отчего к концу шествие напоминало массовый выход молодежи на садово-парковые работы. Но сочинения многих участников показались мне неприятно похожими на антиимпериалистическую наглядную пропаганду советского Первомая.
В пресс-релизе «Кочующего музея» среди участников был назван Константин Звездочетов, художник из лучших в нашем современном искусстве. В Бобров переулок он не пришел. Неожиданно я увидела его на Пушкинской. Вдохновенный Костя бежал вместе с милой девушкой по тротуару, с большой сумкой на плече (работа?), не замечая, что пробегает мимо арт-шествия.
Куда, зачем…
Неприятно писать о непонравившемся, деликатнее промолчать. Но такое количество умилительных, прекраснодушных отзывов о «Кочевом музее» заполнило интернет, что не высказать свое мнение - струсить.
Возможно, оно возникло от издержек воспитания. Школьный литератор говорил нам, пылким ученикам филологического класса: можете писать сочинение в стихах, но тогда к оценкам за содержание и грамотность добавится отметка за качество стихосложения. Редактор журнала, где я начинала работать, повторяла: если мы напечатаем слабый текст только потому, что надо помочь автору, кто же нас читать станет. Утверждение, что хороший человек не профессия, по мне, пошло, но верно. Классическое «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» понимаю как "одно с другим не смешивать". Можно выйти на улицу запросто, по-граждански, если тебе нечего сказать как художнику. А если вышел как художник, некрасиво прикрываться протестом.
А теперь представьте себе, грядет прогулка музыкантов – и вот они пойдут со своими инструментами по бульварам, хорошие и неважные, с примкнувшими учениками музыкальной школы, будут играть громко и неслаженно, не слыша друг друга, под палочку гаишника, как под дирижерскую, к ним присоединятся сочувствующие с балалайками и подвыпившие, нестройно поющие… И тут уже не до гражданской позиции. Так почему художникам можно?