От редакции: Нулевая сумма
Возвращение Владимира Путина на пост президента ознаменовалось несколькими крупными бизнес-событиями с участием его друзей. Выяснилось, что одна из компаний Аркадия Ротенберга получит государственный подряд на $1 млрд на строительство дорог вокруг Сколкова. Зато к другой компании братьев Ротенбергов, занимающейся поставками труб «Газпрому», появились претензии у ФАС. Бывший вице-премьер Игорь Сечин, уйдя из правительства и не придя в администрацию президента, возглавил «Роснефть» и, более того, благодаря путинскому указу получил возможность консолидировать на базе «Роснефтегаза» добывающие активы государства под видом приватизации.
Казалось бы, ручная передача власти преемнику и обратно должна была гарантировать незыблемость распределения больших активов и проистекающую из нее политическую стабильность. Но что-то не так прошло с передачей: крепкая мужская дружба начала давать трещины.
Выясняется, что даже максимально контролируемый процесс смены власти (а возможно, именно потому, что он контролируемый) открывает «трансферное окно» для передела собственности: друзья-чиновники и друзья-олигархи четыре года соблюдали правила игры и теперь требуют доплаты. Сам феномен власти-собственности, характерный и для нынешней России, приводит к тому, что новое назначение связано с получением доступа к источнику благ, а отставка – с утратой этого доступа.
Философия управления Владимира Путина сводится, очевидно, к тому, что у подчиненных должен быть стимул – не просто зарплата, как у смертных, а доля в национальном пироге. Оформлять эту долю официально и невозможно, и ненужно. Она остается непубличной, что очень удобно: тот, кто дал, легко может взять назад, а в случае чего и посадить за то самое нарушение закона.
Блестяще эту философию выразил недавно в интервью «Аргументам и фактам» член генсовета «Единой России» Игорь Демин: «Так и с существующей властной конструкцией: возможно, она состоит из людей, которые сами по себе думают только о своем благе. Но так как все они думают о своем благе одновременно, то в конечном итоге создают прочную структуру, которая развивает государство. А когда люди во власти начинают руководствоваться «общественной целесообразностью», каким-то всеобщим благом, всё идет вразнос – и начинается революция...»
Однако ясно, что эта система, основанная на соблюдении неформальных договоренностей, подвергается сильнейшему риску как раз в момент преемничества. Также ясно, что неформальные договоренности постоянно испытывают давление со стороны желающих их пересмотреть.
Очевидно также, что такая система управления дорого стоит; для ее сохранения необходим либо бесконечный ресурс, либо же она должна быть эффективна и создавать добавленную стоимость. Все путинские годы эта система занималась распределением сверхдоходов от нефти и газа. Прошлогодние оценки исполнения «программы Грефа» 2000 г. говорят сами за себя: из стратегических целей оказались достигнуты только те, которые непосредственно зависели от цены на нефть и макроэкономического менеджмента, – рост ВВП страны и на душу населения, сокращение внешнего долга. Институциональные реформы провалились.
Как видно из расследования «Ведомостей» (см. статью на стр. 01), друзья Путина начинают ссориться между собой из-за того, что пирога на всех не хватает. Распределяемый ресурс сужается, а аппетиты растут. Российские элиты продолжают играть в игру с нулевой суммой – отсюда неизбежность передела собственности. В итоге получается, что достижение общественных целей и стимул в виде «побочного обогащения» меняются местами. Обогащение стало главным, результат – побочным.
Для тех, кто давно следит за российской экономикой и политикой, это не новость. Новость в том, что внутренние конфликты выходят на поверхность. С каждым днем обществу становится яснее, что это не частные проблемы отдельных коррупционеров, а одна большая системная проблема управления через коррупцию.