Андрей Колесников: Раковина Путина
Как-то в беседе с Голдой Меир Ричард Никсон обронил: «В международных отношениях я всегда руководствуюсь правилом: поступай с другими так, как они поступают с тобой». «Плюс десять процентов», – с мрачным юмором классического ребе из анекдота вклинился в разговор Генри Киссинджер.
Ровно в этой логике действовал Владимир Путин, когда ответил протестному движению, требующему его отставки, своими «десятью процентами» – поправками к закону о митингах.
Почему-то широкая общественность думала, что Путин наложит вето на этот нормативный документ. Этого не случилось. 8 июня в декадентской роскоши нового здания Санкт-Петербургского горсуда, адаптированного к такого рода заявлениям, президент пояснил свои мотивы: «...я не только закон подписал, я внимательно посмотрел и материалы <...> сравнивая наш закон с аналогичными законодательными актами других европейских стран: Федеративной Республики Германия, Италии, Испании, Великобритании, Франции. Судя по этим материалам, в нашем законе нет ни одного положения, которое было бы более жестким».
Возможно, глава государства искренне не понимает, что гражданский протест в России и «поджоги машин и грабежи магазинов» в Лондоне (на этот казус он ссылался на том же совещании) – разные сюжеты. Но тогда можно вести речь о его самоизоляции от попыток понять то общество, с которым он имеет дело.
После выборов Путин поверил в поддержку большинства. Именно в поддержку, а не в пассивное голосование, спровоцированное отсутствием в меню альтернативных политиков. Мотивов протестов, если они не обусловлены экономическими причинами, он не понимает: чисто социальное недовольство можно потушить деньгами, дозированно поддерживая тот уровень бедности, который поможет мобилизовать социально пораженные слои населения во время электоральных кампаний путем подачек из бюджета. Недовольство же политическое он, судя по всему, искренне считает интеллигентской блажью.
Но вот как быть с такими данными социологов: суммарно 69% респондентов «Левада-центра» считают, что Путин должен вступить в диалог с оппозицией. Правда, эти упования очень напоминают прекраснодушную веру в то, что он мог бы наложить вето на закон о митингах. Тем не менее верящих в то, что он пойдет на контакт с протестующими, даже после 6 мая – 28% (45% реалистично полагают, что его политика будет только ужесточаться).
Существует четко артикулированный общественным мнением запрос на диалог власти с протестным движением. Идти на диалог первое лицо не готово. Отдельная тема – способна ли к адекватной дискуссии оппозиция. Судя по путаному манифесту, который готовился оппозицией к 12 июня, – пока нет: степень реалистичности познается по убежденности в том, что возможна добровольная отставка Путина.
Так что ответить на запрос общества некому. Нацлидер предпочитает вести диалог с товарищем Холманских и фотографией Ганди на белой стене. Раковина Путина закрывается. Для проформы остаются институции вроде АСИ и «открытого правительства». Оппозиция же вынуждена вести «диалог» с ОМОНом и следственными органами.