Александр Баунов: Дамаск, который мы потеряем
Скорее всего, сирийская столица уже никогда не будет прежней
Позапрошлой весной я поселился в христианском квартале Дамаска, сразу за воротами Баб-Тума, поэтому вместо муэдзинов меня будили колокола. Была Пасха, звон стоял с раннего утра. А днем по городу двигались крестные ходы: не как у нас, по дворику вокруг церкви, а по улицам, перекрытым полицейскими. На службу дамасские христиане надевали, как на свадьбу, лучшие ботинки и галстуки, юбки и костюмы, заколки и запонки. Во главе процессии шли юные барабанщики и трубачи, а герл-скауты в коротких юбочках несли иконы и плащаницу. Такой вот православный дресс-код на арабском Востоке.
Женщина без хиджаба, на каблуках, с модной прической и остатками школьного французского могла оказаться и христианкой, и мусульманкой
Разнообразие церквей превращало Дамаск, несмотря на мусульманское большинство, в тематический парк для изучения всех вариантов древнего и нового христианства. Были православные греческие и сирийские, в унии с Римом и без нее, с иконами, подписанными на древнем сирийском, арабском, греческом. Даже армянских церквей – и тех оказалось две разновидности, и прихожане одной в другую ни ногой. В горных окрестностях Дамаска сохранились целые христианские городки, вроде Седнайи или Маалулы, где, кроме арабского, люди все еще говорят на местном наречии, восходящем к арамейскому, на котором говорили в Иудее времен Христа. Лингвисты так и назвали его «языком Маалулы».
Христианские кварталы Дамаска отличались от мусульманских наличием церквей и мест, где подают вино. А больше ничем. В пятницу, в свой выходной, мусульмане ходили к христианам за покупками, в воскресенье – наоборот. И там и там на стенах были приклеены объявления на английском: «Даю уроки арабского» и «Сдам комнату студенту» – преподавателей и учащихся много, сирийский извод арабского считается особенно чистым и благозвучным. Женщина средних лет без хиджаба, на каблуках, с модной прической и остатками школьного французского в равной степени могла оказаться христианкой и мусульманкой. Да и хиджаб ничего не значил. Один раз на главной улице старого Дамаска Баб-Шарки я видел юношу в обнимку с подругой в хиджабе. В другой раз парень и девушка в надвинутом на брови платке разговаривали в кафе. Он со слезами на глазах что-то горячо объяснял ей, много раз звучало слово «хабиби», на столе стояла почти приконченная бутылочка виски.
Молодые дамасские пижоны прогуливали на поводках маленьких собачек – высший снобизм для мест, где человек традиционных взглядов не помыслит осквернить дом песиком. В ресторанах встречались люди, которые знакомились с помощью обходных программ через формально запрещенный фейсбук. Если на стене заведения висел триптих: президент Асад, аятолла Хаменеи, ливанский шейх Насралла, значит, хозяин – шиит или алавит. Если только президент Асад – то кто угодно.
Дамаск и без всякой арабской весны был пробуждающимся городом: вернувшийся из Лондона президент-наследник Башар променял на капитализм левую социалистическую диктатуру своего отца Хафеза Асада. Вслед за отелем Four Seasons в зажиточных кварталах Дамаска стали появляться модные магазинчики с итальянской одеждой и кафе, хоть чизкейк в них и был больше похож на торт-мороженое. В остальных районах расплодились частные гостиницы, рестораны с прекрасной левантинской едой: ужин на двоих из нескольких блюд и кальяна – рублей шестьсот, фрукты – бесплатно, от приветливых хозяев заведения. Здесь, кстати, все любили приезжих, не только владельцы кафе. Чтобы поддерживать местную социальную утопию, Хафезу Асаду, как это обычно бывает в левых диктатурах, приходилось отгораживаться от мира, поэтому сирийцам не успели надоесть иностранцы. Они радовались им, как в свое время жители Советского Союза.
Конечно, что бы ни ждало Сирию, ни мечеть Омейядов, ни старый Дамаск, ни развалины Пальмиры, скорее всего, не исчезнут. А вот все остальное – может. Но сколько человеческих жизней в день мы согласны платить, чтобы все осталось как есть.
Автор – старший редактор Slon.ru