От редакции: Дело о панк-молебне находится за пределами права

Сегодня Хамовнический суд начинает рассматривать по существу дело трех девушек из группы Pussy Riot (см. стр. 02), обвиняемых в хулиганстве. Суд, конечно, начнется, но закона, наличие которого оправдывало бы масштаб процесса, – нет. Это закон о кощунстве и богохульстве.

Закона нет, но обвинительное заключение говорит о «кощунственном» унижении устоев РПЦ и о «духовных ранах», нанесенных панк-молебном православным христианам. Закона нет, но, как показал опрос «Левада-центра», население считает, что девушек судят за оскорбление церковных святынь и чувств верующих (32%). Лишь 22% знают, что судят за хулиганство, а 12,7% уверены, что за призыв «прогнать» Владимира Путина.

Эти представления, очевидно, отражают специфическое положение церкви в обществе после распада СССР – она долгое время была вне критики. Но теперь, когда критика вдруг возникла, и со стороны государства, и со стороны части общества возник запрос на возвращение существовавших в императорской России законов об оскорблении святынь. Основой для преследования за святотатство, кощунство и недостойное поведение в церкви был фактический государственный статус православия. Наказания по этим статьям постепенно смягчались, а в последних реформах начала XX в. появился даже пункт о запрете поношения нехристианских религий.

Революционный переворот 1917 г. прервал естественный путь отказа от этой части уголовного законодательства. Этот процесс сходным образом шел во многих странах. В Британии, например, статья о кощунстве и богохульстве была отменена только в 2008 г., впрочем, в XX в. дел по ней почти не было. Публицист Кенан Малик рассказывает, как менялось отношение суда к этим составам преступления. В 1676 г. Джона Тейлора судили помимо прочего за то, что он называл религию «обманом». Верховный судья лорд Мэттью Хейл заявил: «Сказать, что религия – это обман, значит, отвергнуть все те правила, которыми скрепляется гражданское общество; христианство есть неотъемлемая составляющая законов Англии, стало быть, поносить христианство – значит подрывать сами законы». В 1949 г., через 400 лет после казни Тейлора, судья лорд Деннинг писал: «Причиной появления этого закона стало убеждение в том, что отрицание христианства нарушит саму ткань общества, основанного на христианской религии. Однако в данный момент такой угрозы уже нет, поэтому обвинение в кощунстве утратило всякий смысл».

В России, похоже, есть спрос на движение в обратном направлении. Но трудно будет ввести в России закон о кощунстве и богохульстве, не признав православие «первенствующей и господствующей» верой, как это и было в России до 1917 г. (ст. 62 Свода Основных государственных законов). Отметим также, что неограниченный самодержавный император по закону являлся «верховным защитником и хранителем» церкви. Было бы хорошо выяснить на референдуме, готово ли общество к введению такой «презумпции православия» и одновременно сакрализации власти, и если общество готово, то принять закон. Пока таких законов в России нет, нет и возможности судить людей за «кощунственные» действия.

Малик говорит, что запрет каких-то мнений как кощунственных предполагает существование некого единственно верного мнения, не подлежащего критике, сакрального. Отметим, что в законе следовало бы описать, какие именно предметы, слова и высказывания следует считать сакральными.

Если бы Алехину, Самуцевич и Толоконникову судили в Российской империи 100 лет назад и признали бы виновными, им полагалось бы заключение на срок от трех до шести месяцев (см. Андрей Зубов. «Побойтесь Бога», «Новая газета» от 19.03.2012). Мера пресечения для подследственных (арест в общей сложности почти на год для молодых женщин, двое из которых матери малолетних детей) превысит это наказание. В российском законодательстве сегодняшнего дня есть положения о расовой или религиозной нетерпимости, хотя бы пресловутая статья 282 УК. В мире именно законы такого рода заменили законы о кощунстве, но задержанных судят не по таким статьям. Ситуация, в которой оказались подследственные, находится за пределами права. А значит, это исключительно политическая история. Это не описываемое юридическим языком политическое действие, направленное против тех, кто пытается нарушить сакральность – не описанную в законах, но неформально существующую сакральность власти.