Антон Олейник: Негативный отбор властью
Несмотря на летне-дачный период, протестные настроения не сокращаются, а даже растут: с марта по август доля россиян, поддерживающих акции протеста оппозиции, увеличилась с 32 до 42% (опрос «Левада-центра»). А значит, по-прежнему актуальным остается вопрос о лидерах, способных прийти на смену нынешней властвующей элите. Смогут ли представители нынешних оппозиционеров изменить характер власти – сделать из нее не самоцель, а средство для достижения значимых общественных целей?
Для ответа на этот вопрос полезно поразмышлять о ценностях и установках тех, кто задумывается о шествии от Болотной площади по Большому Каменному мосту в Кремль.
Много писалось о негативном отборе людей, попадающих во власть. Вверх по лестнице власти продвигаются отнюдь не лучшие профессионалы и радетели за общее благо. Вознаграждаются те, кому повезло стать членами влиятельных «команд» чиновников, обладатели «гибкого» позвоночника, мастера результативно «заносить» деньги кому нужно.
Отчужденность нынешних носителей власти от общества и «несистемного» бизнеса делает их чужеземцами в своей собственной стране. Роман Александра Терехова, посвященный жизни московского чиновничества, называется «Немцы». Его герои носят иностранные имена, а название подчеркивает глубину пропасти между властвующей элитой и обществом.
Для выдвижения в число будущих лидеров, которые сегодня находятся в оппозиции власти, требуются иные качества. Однако доминируют ли среди них те, без которых не реализовать проект по изменению характера власти?
Представители оппозиции находятся под жестоким прессингом нынешних обладателей власти. Иначе не может и быть, пока власть самоценна для ее обладателей. Они используют самый широкий спектр методов защиты своей монополии на власть от возможных посягательств. Здесь и лишение свободы, и наказание рублем, и манипулирование информацией в самых разных проявлениях. В таких условиях выживает и выигрывает только тот, кому есть что противопоставить этим техникам власти. Например, тот, кто овладел мастерством контрпропаганды как противоядия манипулированию СМИ представителями власти.
Контрпропаганда, впрочем, обладает многими характеристиками пропаганды, только с другим знаком. Что-то сознательно недоговаривается, а выгодная для агента влияния информация, наоборот, преподносится в полной ее красе (см. об этом в книге: Ледяев В. Власть: концептуальный анализ. Москва: РОССПЭН, 2001). Пропагандист и контрпропагандист по большому счету играют по одним и тем же правилам. В обоих случаях за объектом влияния не признается право самостоятельно размышлять и принимать решения.
Альтернативой манипулированию является убеждение. Убеждаемый человек обладает всей полнотой информации. Убеждающий лишь стремится показать преимущества своего варианта интерпретации заведомо неискаженных фактов.
Впрочем, как и в дилемме заключенных, убеждение выглядит привлекательно только при условии его использования обеими сторонами. Если же хотя бы одна сторона прибегает к манипулированию, то второй выгоднее оттачивать навыки не убеждения, а контрпропаганды. A la guerre comme à la guerre.
В этой связи стоит говорить не только о негативном отборе во власть, но и о негативном отборе властью, точнее, ее существующей моделью. Явление хорошо известно в российской истории. Партия большевиков, будучи подвержена репрессиям со стороны царизма, ушла в подполье и приобрела такие ценные в данном контексте качества, как навыки конспирации, диверсионной работы и контрпропаганды. Чтобы противостоять силе, нужна сила. Чтобы противостоять цензуре – контрпропаганда. Не здесь ли источник всесилия спецслужб уже в советский период? Ведь спецслужбы – не более чем продолжатели накопленного в подполье опыта (Albats Y. The State within a State: the KGB and its Hold on Russia – Past, Present, and Future. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1994).
В некотором смысле даже опыт диссидентства 70-х гг. характеризуется сходными тенденциями. Диссиденты были вынуждены действовать в подполье, не выходя за рамки пространства частной жизни (знаменитая советская кухня). Принцип свободного сопоставления идей и их защиты в ходе публичных диспутов слабо прижился даже после выхода недовольства из кухонь на площади (Berelowitch A. Le soviétisme ordinaire // La Russie contemporaine, sous la direction de Favarel-Garrigues G., Rousselet K. Paris: Fayard, 2010).
Можно ли выйти из замкнутого круга? Утвердительный ответ видится в поиске и создании контекстов взаимодействия, максимально удаленных от власти и установленных ею правил игры. Здесь и муниципальное самоуправление (как наименее встроенное в вертикаль власти), и дискуссионные клубы, одно время популярные, но затем вышедшие из моды, и разного рода низовые гражданские инициативы. Иначе качеств, необходимых для изменения характера власти, не приобрести. В общем, для оппозиционно настроенных граждан актуальным представляется армейский принцип с небольшим уточнением: подальше от власти (начальства), поближе к публичным (а не кухонным) спорам и дискуссиям.