Леонид Бершидский: В защиту Путина

Когда я высказал мнение, что коррупция – менее важная проблема для России, чем отсталость и оборонное, я бы даже сказал – осадное, мышление ее лидеров («В защиту жуликов и воров» на www.snob.ru), со мной стали спорить высокопрофессиональные и уважаемые мною экономисты. Сам я всего лишь журналист, и возражения ученых должны были бы заставить меня перепроверить цифры, посыпать голову пеплом и извиниться.

Но у моих оппонентов вызывает сомнения не цифирь, которую я привожу. В России, с какой стороны ни посмотри, на оборону, госбезопасность и прочую военщину и полицейщину расходуется аномально большая доля бюджета, а на образование и здравоохранение, наоборот, слишком малая, если сравнивать с развитыми странами. Наш бюджет – это смета расходов страны, которой не до мирного развития, потому что она вынуждена ежедневно защищаться от внешних и внутренних угроз.

Доцент ВШЭ Алексей Захаров (в статье «Коррупция – причина, а не следствие», «Ведомости» от 21.08.2012) и профессор РЭШ Рубен Ениколопов (в комментариях на Facebook) оспаривают не это, а мой вывод о том, что первым делом надо менять идеологию, на которой основано распределение бюджетных расходов, а не побеждать коррупцию. Они считают, что воровство и есть причина искривлений в структуре госрасходов.

Захаров в «Ведомостях» ссылается в подтверждение этого тезиса на статью экономиста из МВФ Пауло Мауро «Коррупция и структура государственных расходов», опубликованную в 1998 г. в Journal of Public Economics. Это известное и авторитетное исследование, впервые наглядно показавшее, что в странах с высоким уровнем коррупции низкий уровень расходов на образование. Мауро, цитируя других исследователей и призывая в союзники здравый смысл, пишет: «Противозаконность коррупции и вызванная ею нужда в секретности означают, что коррумпированные чиновники отдают предпочтение товарам, стоимость которых трудно мониторить. Следовательно, специализированные, высокотехнологичные товары будут пользоваться особенной популярностью». Идеальный товар с этой точки зрения – военная техника. Военный бюджет непрозрачен, истребители и ракетные системы с трудом поддаются независимой оценке, так что воровать деньги, выделенные на перевооружение армии, особенно легко. «Можно ожидать, что проще собрать крупные взятки на крупных инфраструктурных проектах или сложной оборонной технике, чем на учебниках или зарплатах учителей», – пишет Мауро.

В свете российского опыта последних лет мне это рассуждение кажется несколько наивным – Мауро еще не знал, что такое «модернизация и инновации» по-русски. Эти, надо признать, рафинированно коррупционные процессы позволяют и в образовании воровать, как в оборонке; учебники – это прошлый век. Вот погодите, скоро начнут для школ электронные книги закупать – антивандальные, со специальным ПО!

Мауро признался в своей работе, что не нашел четкой зависимости между коррупцией и госрасходами на оборону и транспорт. Для меня это означает, что логичный вроде бы аргумент – мол, на оборонных и инфраструктурных расходах воровать легче и потому коррумпированные режимы тратят на них больше – не подтверждается эмпирически.

Нацеленный на воровство чиновник сейчас находит миллион возможностей использовать для наживы даже прозрачнейшую систему госзакупок. Он профессионал своего дела и не ищет легких путей. Он будет лакать в том месте кормушки, к которому сумеет протолкнуться, и поглотит столько, сколько сумеет урвать, – все зависит только от его алчности и умения манипулировать системой.

А вот связь между коррупцией и расходами на образование обнаружилась. Но которая из переменных тут ведущая, а которая ведомая? Что, если экономист из МВФ путает причину со следствием? Можем ли мы предположить, что в странах, которые больше тратят на образование, коррупция ниже просто потому, что правят такими странами более просвещенные люди?

Данным, которые приводит Мауро, такой подход абсолютно не противоречит. На их основе можно было бы написать совершенно другую работу, которая бы доказывала, что чиновники, для которых инвестиции в человеческий капитал приоритетны, менее склонны к воровству.

Мы привыкли не верить в то, что для наших чиновников и политиков существуют нематериальные ценности. «С моей точки зрения, власть абсолютно оппортунистична и ее решения абсолютно рациональны и направлены именно на удержание власти, а не определяются идеологией и неверными приоритетами, – написал мне профессор Ениколопов. – «Идейными» лидерами были Рейган и Тэтчер, но никак не Путин».

Мои разногласия с Захаровым и Ениколоповым в конечном счете вопрос веры. Я-то как раз считаю Путина, за которым я пристально слежу как журналист с конца 90-х, человеком чрезвычайно идейным. Носителем и последовательным защитником идеологии, согласно которой у России кругом враги, а внутри – мощная пятая колонна. Да, Путин стремится как можно дольше удержаться у власти, хотя иногда испытывает видимое отвращение к стране, народу, подчиненным. Я глубоко убежден, что он вцепился в трон не для того, чтобы украсть или помочь друзьям это сделать, – нет, он осознает свою историческую миссию, верит, что поднимает Россию с колен. Считает, что надо сперва укрепить державу и навести порядок, а там уж и заниматься вещами «мягкими» и потому второстепенными, вроде образования или медицины.

С другой стороны, выбрать и до сих пор поддерживать такого правителя может только народ, на образование которого долго тратили деньги по остаточному принципу. Так что ситуация в каком-то смысле закольцована. И это – я продолжаю настаивать – опаснее коррупции.