Линор Горалик: Изображая жертв

В июне этого года маленький болгарский модный журнал «12» опубликовал бьюти-съемку под названием «Жертва красоты»: не сопровождаемые никаким текстом фотопортреты шести идеально накрашенных женщин с уложенными волосами и страшными следами насилия: у одной заплыл от удара глаз, у другой перерезано горло, половина лица третьей покрыта рубцами от кислотного ожога и так далее. В медиа и блогах – причем не только болгарских, но и англоязычных – грянул скандал: журнал обвинили в промотировании насилия над женщинами.

Скандалы такого рода – дело частое. Скажем, тремя месяцами раньше в том же грехе обвинили издание Pop Magazine, опубликовавшее съемку, в которой шестнадцатилетнюю модель Хейли Клаустон «душила за горло волосатая мужская рука» (так описал эту сцену возмущенный автор заметки на сайте New York Magazine). Но в истории с журналом «12» есть интересная нота: главный редактор Хубен Хубенов резко выступил в защиту и самой съемки, и ее автора, фотографа Василя Германова (вообще очень часто и эффектно обращающегося к теме насилия над женщинами в своих работах). Отвечая обвинителям, Хубенов заявил, что они вправе видеть в этой съемке жестокость и обижаться, но и сам он вправе считать их восприятие «поверхностным, однобоким и узколобым».

Можно долго говорить о соотношении жестокого и красивого в съемке Германова для «12» или в недавней рекламе марки Vassa, изображающей связанную женщину с наглухо закрытым лицом. Но сам тот факт, что мода так часто обращается к теме насилия, исключительно интересен, причем интересен именно тем, что любая попытка говорить с позиции «хорошо-плохо» оказывается поверхностной, однобокой и узколобой.

Безусловно, есть примеры безвкусной и безответственной шоковой эксплуатации насилия: классическим ее примером остается реклама Benetton 1992 года с реальной фотографией окровавленного мужского трупа и двух скорбящих немолодых женщин. Немногим лучше реклама мужских костюмов Duncan Quinn, на которой какой-то довольный хмырь явно насмерть задушил галстуком женщину в нижнем белье, лежащую на капоте его машины. С другой стороны, Dolce & Gabbana сознательно и часто использует тему насилия в рекламе: скажем, в ситуации, когда величественные разодетые модели картинно замахиваются плетками на голого мужчину или когда уверенная в себе обнаженная женщина гордо восседает среди хмурых ребят в кожаных куртках. Увы, и тут грань между хорошим вкусом и шоковым эффектом удается соблюсти не всегда: фото с обнаженным мужчиной, лежащим на полу в окружении одетых мускулистых красавцев, один из которых как раз застегивает ширинку, напоминает скорее об изнасиловании, чем о добровольной сексуальной игре. Некоторые съемки представляют моделей обоего пола жертвами «гламурного убийства» – например, в знаменитой съемке America’s Next Top Model или в недавней рекламе Lanvin. Здесь речь уже идет не о насилии как таковом, а о развязке некоей «красивой драмы» про богатых и знаменитых, драмы, способной соблазнить в современном обществе, жадном до таких сюжетов, практически любого зрителя.

Разговор об отношениях моды и насилия простым и однозначным не получается – тут Хубен Хубенов, кажется, прав. Мода сегодня – зеркало общества, в котором насилие – феномен, не сравнимый по сложности ни с одним другим. И, конечно, творчество любого рода – один из лучших способов взаимодействия с насилием. Жаль только, что грань между острым и безвкусным в этой области оказывается такой тонкой.