Михаил Фишман: Ставка на драку
Уже много было сказано о несправедливости приговора Pussy Riot. О его юридической нелепости. О последствиях для российского имиджа и даже для инвестклимата. Это очень значительные издержки, но дело ими не ограничивается. В чисто политическом смысле приговор трем девушкам-акционисткам знаменует новый этап в диалоге Владимира Путина с обществом – новую точку кризиса.
В борьбе за статус-кво после путинского возвращения у правительства до сих пор не было другой повестки, кроме оборонительной. Запретить, не пустить, уволить, оштрафовать, завести дело, даже посадить в тюрьму, как сажают участников митинга 6 мая, – короче, по возможности запугать. Тут можно зайти очень далеко, и правительство идет бодрым шагом, но все это одна и та же линия – самозащиты.
Тайные агенты провоцируют беспорядки, идет охота на инакомыслящих, суды штампуют решения. Законностью и не пахнет, зато есть четкая логика: государство борется с некоторой частью общества. Границы дозволенного подвижны, но примерно ясно, что не надо делать, чтобы не попасть в переплет. Обеим сторонам интуитивно понятны риски в такой войне. В нынешнем контексте это, если угодно, белорусский путь.
Дебаты вокруг положения дел в России во многом и сводились к дискуссии о том, догонит ли Россия Белоруссию, а если да, то когда. Но с приговором Pussy Riot такая постановка вопроса, вероятно, теряет смысл: никогда не догонит, но не потому, что это невозможно, а потому, что правительство повернуло в другую сторону – перешло в контрнаступление.
В России очень неоднородное общество. Социологи даже говорят о трех (а то и четырех) разных Россиях, и у этих Россий во многом противоположные программы, установки и ритм жизни. История, впрочем, уже показала, и не однажды, что они могут сосуществовать друг с другом. Но у правительства своя собственная программа – когда на предвыборную сцену вывели нижнетагильских рабочих, стало ясно, что оно тут не арбитр, а заинтересованное лицо.
Но сегодня, похоже, речь идет уже не о сочувствии одним в ущерб другим, а о масштабной социальной провокации: воюя с угрожающей ему общественной активностью, правительство сталкивает людей друг с другом. Проблема не в том, что церковь срастается с государством – вероятно, это вообще неправда. Проблема в том, что – осознанно или нет – власти делают ставку на гражданский конфликт.
Почва для такого конфликта готова. Что ни день – то большая драка. Здесь одни фанаты атакуют других. Там толпа штурмом берет больницу, чтобы расправиться с водителем, сбившим насмерть случайного пешехода. Небольшая размолвка в пассажирском поезде – и вот уже человека на перроне ждут серьезные парни с битами. Доверие к государству падает – агрессия нарастает.
Громкий приговор в политически мотивированном процессе дает мощные козыри тем, кто верит не в государство, а в право сильного. У ущемленной, нарочито богобоязненной и в целом маргинальной части общества теперь есть аргументы и язык, на котором можно их формулировать, а не только моральная поддержка от центра «Э». В приговоре ясно сказано, кто хулиган, а дальше дело за кулаками.