Кирилл Харатьян: Страх божий
Горячность, с которой неофиты готовы защищать свою веру, надо обратить на милосердие, молитвы, любовь
Вроде все понятно: крепкие и в вере, и физически люди объединяются в православные дружины и защищают святыни и священников от поругания и насилия. Но в то же время и непонятно: а какой у этих дружин правовой статус? Не может же вера учитываться в регулировании светских поступков.
Есть хороший пример Таганрога, где благочинный, протоиерей Тимофей Фетисов, благословил (местные правоохранительные органы попросили) воспитанников православного центра военно-патриотической подготовки молодежи «Пересвет» патрулировать городские улицы вместе с полицейскими вечером и ночью: для наблюдения за порядком. Там воспитанники не ставили себе целью – насколько я понял – защиту святынь и священников, или по крайней мере это не было ни главной, ни единственной их целью. Кроме того, сейчас уже эти патрули получили официальный статус добровольной народной дружины, то есть влились в законное русло. Да, а воспитанники эти были не просто так молодые люди, а из неблагополучных, выхваченные церковью из бытовой тьмы.
Инициатива же защищать только святыни и священников силами православных дружин, даже если не задаваться вопросами их легальности, выглядит как проявление, скажем, юношеской горячности. По точному наблюдению знаменитого языковеда Виктора Живова, мы, сегодняшние православные, в большинстве своем неофиты; мало кто из нас получил веру как бы в наследство от семьи. И даже те немногочисленные семьи, где соблюдались русские традиции, как правило, были лишены живой церковной жизни – она и сейчас-то только-только налаживается.
Всякий же неофит очень остро чувствует эту свою новую сопричастность и даже, я бы сказал, новое обладание – я хорошо помню ощущение исключительности и превосходства, разливавшееся во мне в связи с обретением веры и крещением; а из неофитов, как показывает история, получаются отличные фанатики, если только можно употребить такой оксюморон.
Но церковь-то Христова, мне кажется, не может быть присвоена! Она не разделяет нас, а объединяет; те, кто не идет ко Христу, кто против Него, вызывают не ненависть, потому что ненависти нет в Его церкви, а жалость.
И еще одно. Когда речь идет о защите святых и священников, подразумевается, как мне кажется, еще и защита веры; потому что и святыни, и священники – образы Царства Небесного в нашем мире, символы нашей веры. Можно повредить физическое тело священника или попортить роспись в храме, можно осквернить иконы или украсть мощи в раке – это нисколько не скажется на их смысле, а если и повредит, то только самим насильникам и осквернителям. Если почитать церковные календари, видно, что наибольшее количество святых мучеников, то есть ходатаев за нас, грешных, перед Господом, дали самые жуткие для церкви времена – правления Диоклетиана или большевистских безбожников.
В общем, я хочу сказать, что физической защите подлежат только материальные ценности, а они-то как раз и не представляют ценности для церкви, которая не от мира сего. А горячность, с которой мы, неофиты, готовы ринуться на защиту своей обретенной наконец веры, надо бы, видимо (хотя я последний, кому стоит об этом говорить), обратить на те церковные служения, которые открывают миру красоту нашей веры, на то, чем обязаны заниматься христиане: на милосердие, на молитвы, на любовь. А бояться надо не безбожных агрессоров, а Бога, так святые отцы пишут.