Андрей Колесников: Романтика замесов

В риторике Владимира Путина всегда присутствовала – латентно или открыто – сталинская словесная эстетика. «Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют», – говорил Сталин в 1931 г. В 2002-м Путин подстегивал клячу истории: «России нужны сегодня более амбициозные цели. Более высокие темпы роста». Как раз на рубеже той эпохи, которая так импонирует президенту («нужно совершить такой же мощный, комплексный прорыв в модернизации оборонных отраслей, как это было еще в 30-е гг. прошлого века»), советский экономист Станислав Струмилин отлил в граните: «Лучше стоять за высокие темпы роста, чем сидеть за низкие».

В принципе, главу нашего государства можно понять. Обаяние темпов, романтика замесов цемента, очарование бескорыстия – того, которое описано в блистательном романе Валентина Катаева «Время, вперед!». Эстетика большого скачка, впрочем, была свойственна только той эпохе, которую выдающийся демограф Анатолий Вишневский назвал «консервативной модернизацией»: концентрация ресурсов, мобилизация людских потоков, тотальное государственное вмешательство – от планирования до финансирования. А война – это то, что поддерживает на плаву и индустрию, и боевой тонус населения, чуждого потребительской психологии (в Германии соответствующих времен сказали бы – «бюргерского духа»). Результат – в 1980-е гг. 60% продукции машиностроения – военного назначения, 75% ассигнований на науку – проваливаются в ту же дыру. Милитаризованная плановая экономика рушится вместе со страной. И вот спустя четверть века – снова попытка вернуть философию «Уралвагонзавода», превратить ее в государственную идеологию.

«Мы исходим из того, что модернизация и эффективная работа оборонных предприятий – это серьезный резерв роста всей национальной экономики. Именно в ОПК сосредоточена основная часть передовых технологий». Кто подсказал эти литые мускулистые строки президенту? Точно не Алексей Кудрин, который в недавней лекции в Фонде Гайдара констатировал: «Период, когда мы на базе военных заказов создавали новые технологии, а потом они применялись в гражданской отрасли, прошел». То есть не военные технологии становятся драйвером модернизации гражданских отраслей, а наоборот.

Путин даже результат работы ОПК предлагает исчислять в «штуках», в натуральных величинах, как Сталин. И продолжается, до бесконечности продолжается эта гонка за желтой майкой лидера: «И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор... пусть попробуют догнать нас почтенные капиталисты».

Какая-то подготовка к вчерашней войне позавчерашними средствами. Скоро начнется планирование. Собственно, уже началось. В первых указах, как центнеры с гектара, как литры с коровы, планируются даже дети: «1. Правительству Российской Федерации: а) обеспечить повышение к 2018 г. суммарного коэффициента рождаемости до 1,753...» «Лебенсборн» какой-то, честное слово...

Эта пагубная самонадеянность, эта вера в тотальное государство, в его, как говорил Глеб Кржижановский, «чудодейственную силу» – вот программа нынешнего государства, нашедшего свою корневую систему в 1930-х и отставшего от общества почти на 80 лет.