Екатерина Деготь: Дороговизна проклятая

В зоне прилета аэропорта Домодедово чашка эспрессо стоила двенадцать евро. Сразу после Италии это казалось несколько нелогично, особенно если учитывать вкус и плотность пенки. Добро пожаловать в Россию, страну иррационализма.

Однако, если вдуматься, все это вполне рационально и даже действенно. Дорогой кофе делает свое дело.

В самолете соседнее со мной кресло занимала девушка. Все у нее было хорошо: родители отказали себе во всем и скопили ей на образование, она сумела по ипотеке купить квартиру там, где родилась, теперь работает и снимает квартирку в Москве, взяла кредит на машину, впервые съездила отдохнуть за границу. Она рада, что голосовала за Путина.

Впрочем, Италия стала для нее шоком – не столько культурным, сколько экономическим. Там она узнала, сколько на самом деле стоят джинсы Trussardi, пачка спагетти и даже квартиры на море, и до сих пор не могла прийти в себя.

При этом девушка была неглупая, работала в сфере продуктовой дистрибуции и прекрасно знала, почему у нас все так дорого. Каждый сотрудник в этой, да и в любой другой, системе в России считает себя не работником (которому полагается зарплата за количество труда), а посредником (который берет комиссионные, читай откаты и взятки, за сам факт своего существования). Таких сотрудников много, и они еще все время меняются. Отсюда цены, порой в десять раз превышающие европейские.

Правда, эта система, частью которой она сама являлась, казалась ей наследием девяностых, а нынешняя власть – скорее противовесом, воплощением идеи справедливости. Тут девушка заблуждалась, но двухчасового перелета не хватило бы, чтобы ей это доказать. А тема свободы слова, мысли и иных политических свобод была ей довольно чужда.

Конечно, именно политика нынешней власти лежит в основе дороговизны русской жизни, о чем и говорит известный лозунг про «жуликов и воров». Однако этого лозунга недостаточно для понимания того, как функционирует система, и того, почему трудно апеллировать к свободе слова. Дело в том, что сама эта дороговизна является инструментом планомерного придушивания свободы слова. Поэтому она так нужна власти, эта проклятая дороговизна.

Главным достоинством жизни в позднем СССР, которая до какой-то степени продолжалась до середины 2000-х, была относительная независимость от власти. Гарантированное жилье и здравоохранение (пусть и плохие), доступное образование (хорошее), дешевый транспорт, дешевые продукты местного производства, отсутствие безработицы и множество вариантов приработка давали возможность более или менее регулировать, сколько ты хочешь трудиться, сколько получать и на сколько быть свободным (например, для творчества). Я долгое время объясняла иностранцам, что в России, при наличии приватизированного жилья, непохожая на Запад (читай: капитализм) структура расходов: повседневная жизнь стоит немного, а в крайней ситуации с крепкими дружескими и семейными связями можно какое-то время прожить и вовсе без денег. Деньги – это средство приобрести предметы роскоши, типа новых брюк или поездки за границу.

Однако эта система, как читатель знает и без меня, закончилась, продукты русского производства стоят так же дорого, как и прочие, новые поколения вынуждены влезать в долги длиною в жизнь, чтобы купить жилье, и брать дорогие кредиты, чтобы на чем-то ездить в ситуации краха общественного транспорта. Новые брюки перестали быть предметом роскоши, зато самая возможность выживания таким предметом роскоши стала. Люди оказываются заложниками корпораций: тех, где работают, или той, где живут – большой корпорации под названием «Россия». Критиковать эти корпорации уже нельзя, потому что ты от них зависишь. Кофе за двенадцать евро и малогабаритная однушка за десять миллионов держат тебя в узде гораздо лучше всякого КГБ.

Свобода слова – следствие твоего экономического положения. И без изменения несправедливого уклада все призывы защищать политические свободы останутся пустым звуком.