Евгений Гавриленков: Правительство готовится к неизвестному кризису

В середине нынешнего года подготовка к новому кризису стала одной из наиболее обсуждаемых тем в правительстве. Однако в целом не ясно, наступит ли этот следующий кризис, если наступит, то когда, опустится ли цена нефти до «страшных» $60 за баррель и какова будет природа будущего кризиса. Правительства развитых стран пытаются предотвратить кризис, а Россия готовится к кризису неизвестной природы. Эта подготовка создает дисбалансы на внутренних рынках и делает частный сектор более подверженным внешним неприятностям.

В проект бюджета на среднесрочную перспективу (2013–2015 гг.) заложена цена нефти на уровне около $100 за баррель. Но цена нефти может резко упасть (как было в мае нынешнего года), поэтому правительство решило на всякий случай разработать «кризисный» бюджет, исходя из гораздо более низкой цены, которая может стать следствием более глубокого и продолжительного кризиса в еврозоне или других внешних факторов. Некоторое время назад Министерство экономического развития представило свой взгляд на дальнейшее развитие кризиса в Европе и его последствия для России, рассмотрев два ключевых сценария на 2013 г. – плохой и наихудший. В первом сценарии средняя цена барреля нефти составит $80, во втором – $60. Предполагается, что курс рубля к доллару ослабеет соответственно до 37,2 и 45,9 и в первом случае бюджет страны потеряет около 150–300 млрд руб., а во втором – 1,1–1,2 трлн руб. Темп роста будет отрицательным, а отток капитала из России продолжится.

Вряд ли имеет смысл обсуждать, насколько эти предполагаемые ценовые уровни и прочие оценки надежны и реалистичны. Примечательно другое – сам факт, что власти начали уделять больше внимания подобным вопросам.

Во время холодной войны США и Советский Союз тратили большие деньги на строительство подземных пунктов управления и бомбоубежищ для спасения граждан от ядерного удара. Еще больше было потрачено на производство ядерных ракет. Теперь ракеты надо утилизировать, а бомбоубежища – превратить во что-то более полезное, т. е. издержки ощущаются до сих пор. Ядерной войны, слава Богу, не случилось, но в последнее десятилетие и Россия, и США немало столкнулись с воздействием другого вида – террористическими атаками. Подготовка к одному кризису и неспособность или принципиальная невозможность предугадать новые угрозы весьма распространенное явление.

Известно, что лучше предотвратить кризис (когда это возможно), а не мобилизовывать избыточные ресурсы, которые нельзя будет применить, в случае если придется иметь дело с кризисом совершенно иной этиологии. Поэтому идея мобилизации финансовых ресурсов любой ценой в ожидании будущих финансовых потрясений, природу и характер которых сейчас трудно предугадать, не выглядит достаточно убедительной.

Намерение правительства внедрить так называемое бюджетное правило и начать аккумулировать средства в резервном фонде на фоне прогнозов, согласно которым бюджет страны в ближайшие годы будет дефицитным, представляется небесспорным. Примечательно, что фактически нечто подобное уже было осуществлено в прошлом году, когда правительство перечислило в резервный фонд сумму, более чем вдвое превысившую профицит федерального бюджета. Начиная со следующего года эта практика будет формально закреплена. С одной стороны, бюджетное правило должно позволить правительству ограничить наращивание расходов (при этом, однако, непонятно, почему это нельзя сделать без формальной схемы бюджетного правила). С другой стороны, в случае превышения ценой нефти определенного уровня (среднего за некоторый период) резервный фонд в последующие годы будет автоматически пополняться в зависимости от разности между фактической ценой и средней за прошлый период. Побочным эффектом этого правила станет увеличение объемов заимствований на внутреннем рынке вне зависимости от того, будет ли бюджет дефицитным или профицитным.

Увеличивая объем внутренних заимствований и конвертируя привлеченные средства в иностранную валюту, российское правительство будет способствовать оттоку капитала. А если так поступает правительство и переводит заемные ресурсы в иностранные активы, то почему остальные экономические агенты должны вести себя по-другому? В целом эта активность со стороны государства будет способствовать увеличению дисбалансов на внутреннем денежном и валютном рынках.

Нечто подобное уже произошло в последние месяцы. Минфин опубликовал предварительную оценку исполнения федерального бюджета за восемь месяцев этого года. Профицит продолжил расти и составил почти 530 млрд руб., что означает достаточно серьезное изъятие ликвидности из системы (что рынки не могли не почувствовать уже во II квартале, когда ставка на межбанковском рынке устойчиво пошла вверх). Показательно, что при этом Минфин оказался и чистым заемщиком на внутреннем рынке в объеме свыше 247 млрд руб., что также повысило напряженность на денежном рынке. В качестве реакции на это Минфин возобновил практику предоставления ликвидности банкам через депозитные аукционы (размещено свыше 364 млрд руб.). Центральный же банк значительно увеличил рефинансирование банков не только через механизм репо, но и путем предоставления кредитов на не совсем рыночной основе, т. е. под различные поручительства и менее ликвидные и качественные активы. В отличие от рефинансирования через репо масштабы рефинансирования под поручительства и плохие активы практически не ограничены. Ситуация с ликвидностью может еще осложниться в конце года, когда большая часть депозитов Минфина должна быть закрыта.

Зачем понадобилась такая сложная комбинация, т. е. российская версия количественного смягчения, понять трудно. Одним из ее следствий стало повышение инфляционного фона, в том числе и базовой инфляции. Бороться с ней ЦБ начал повышением ставок. Эффект же от этой меры может быть прямо противоположным – если «нерыночное» рефинансирование банков будет продолжать расширяться, то повышение регулятором стоимости рефинансирования будет просто переложено на плечи конечных потребителей и инфляция может повыситься.

Вся эта схема в целом представляется весьма запутанной – ее применение может быть экономически целесообразным только в том случае, если правительство ожидает сильного удешевления рубля (иначе сложно понять, зачем, занимая под более высокий процент на внутреннем рынке, размещать средства в резервном фонде и довольствоваться гораздо меньшим уровнем доходности). Однако, по прогнозам правительства, в ближайшие годы соответствующего удешевления рубля не предвидится (если цена нефти будет составлять около $100 за баррель).

Парадокс в том, что при бюджетном правиле, возможно, для России будет лучше, если цена нефти станет снижаться. Если в следующем году баррель будет стоить, скажем, $90, то никаких средств в резервный фонд направлять не придется. С учетом того что курс рубля практически свободно плавает, можно ожидать, что при цене нефти в $90 за баррель дефицит бюджета не превысит 1,5% от ВВП (и составит около 1 трлн руб.). Причина – при такой цене нефти курс рубля будет существенно ниже нынешнего уровня (около 32 руб. за доллар) и это в значительной мере компенсирует для бюджета снижение цены нефти.

Ожидаемая сумма заимствований в данном сценарии будет меньше, чем Минфин планирует привлечь на внутреннем рынке при более высокой цене нефти, когда бюджетное правило начнет работать и резервный фонд пополняться. Объем валовых заимствований, в данном сценарии действительно необходимых Минфину, не должен превысить 1,7 трлн руб. (1 трлн руб. дефицита и примерно 0,7 трлн руб., которые правительство планирует в 2013 г. потратить на погашение существующих долговых обязательств). Очевидно, что это существенно меньше суммы в 2 трлн руб., которую Минфин намерен привлечь при цене нефти около $100 за баррель.

Избыточность объема внутренних госзаимствований влечет за собой вытеснение других заемщиков, которым в итоге приходится брать на себя валютные риски и привлекать средства за рубежом, так было в прошлом году и в первой половине нынешнего, когда корпоративный сектор увеличил свой внешний долг. Таким образом, из-за «государственного эгоизма», мобилизации финансовых ресурсов любой ценой на случай кризиса, который может и не наступить (по крайней мере, в ожидаемой форме), иммунитет корпоративного сектора к возможным внешним потрясениям снижается.