Андрей Колесников: Принуждение к нравственности
Мы с моим старым, еще университетских времен, приятелем, который отличался чрезвычайным антисоветизмом, грешил тамиздатовщиной и самиздатовщиной и даже прорабатывался на комсомольских собраниях чуть ли не факультета, сидели в сквере у памятника героям Плевны среди иной раз специфических персонажей московского дна, но с видом на ЦК, т. е. администрацию президента. Я показал на пятый этаж серого здания и сообщил своему другу, что там сидел Леонид Ильич. В ответ он неожиданно твердо заявил мне, что хочет в Советский Союз. По ряду причин. Одна из которых – нынешнее всеобщее культурное одичание и архаизация.
По ходу разговора мы выработали понятие «принуждение к нравственности». Нацию, сказал мой приятель, от одичания спасает только навязываемая сверху как некая меганорма нравственность. Пусть в виде морального кодекса строителя коммунизма и комсомольских собраний (на которых его же и прорабатывали) – но иначе народ распускается и опускается до уровня отдельных обитателей сквера у памятника героям Плевны. Я возражал, что, мол, ГУЛАГ существовал ровно в те времена, когда принуждение к нравственности оказалось на пике. Нет, ответил он, ты прекрасно понимаешь, что мы разделяем 60–70–80-е и сталинский период. Когда лучше работалось в науке – сейчас или в те годы, когда снимался выдающийся фильм «Девять дней одного года»? Пусть это красивая метафора времени, но она не лживая. Когда общественные настроения были нравственнее и по-хорошему оптимистичнее – сейчас или когда снимались «Застава Ильича» и «Я шагаю по Москве»?
Спорить с этим трудно. Однако наше время дает контраргументы. Ведь сейчас тоже наступает эра принуждения к нравственности – с культом рабочего человека, защитой православных святынь (вместо марксизма-ленинизма), законопроектом о запрете на иностранную недвижимость для государевых людей. И заканчивается это все абсурдом, чуть ли не запретом на курящего волка из «Ну, погоди!» или посадками, причем политическими.
Принуждение к нравственности приводит к тому, к чему оно приводит в арабских странах, где «за родину, за нравственность» убивают американского посла, а награду за голову Рушди увеличивают – правда, при этом номинируя ее в долларах. Наверное, нравственность – она как религия: живет внутри человека, отдельного и частного. И растет снизу, а не навязывается сверху. Как у тех же ребят из «Заставы Ильича» или «Я шагаю по Москве»: да, была пафосная марксистско-ленинская рамка, но все хорошее шло от человека, а не от системы. Иногда это хорошее начинало противоречить и противостоять системе. И тогда легко представить этих романтических людей из фильмов Хуциева и Данелии посаженными в тюрьму. Что, собственно, и началось во второй половине 1960-х. Ибо слишком много стало в передовых слоях «частной», нелицензированной нравственности.
Вот и сейчас в корневой основе своей протестное движение – это движение за этику, за честность. Потому и дискредитировать его пытаются, демонстрируя по телевизору деньги, нечистоплотность в быту, заказ... Но государство-то знает, что и здесь оно тоже отстало от общества. Что оно не имеет права навязывать нравственность, помечая все вокруг 18+, потому что само безнравственно.